Валентина Андреева - Бенефис чертовой бабушки

Дверь в комнату юбилярши нам открыла Юлька и сразу же приложила палец к губам, предупреждая, что бабуля спит. Видя наши вытянувшиеся физиономии, выскочила наружу и, прикрыв за собой дверь, прошептала, что бабушка долго жаловалась на бессонницу. Ей мешал воображаемый храп, доносившийся из соседней комнаты. Пришлось дать бабульке снотворное. А заодно выпить самой – бабуля умеет будоражить нервную систему. Со вкусом зевнув и потянувшись так, что задралась вверх старенькая коротенькая пижамная маечка, Юлька поинтересовалась, по какому поводу народ гуляет в нижнем белье.

– Да так… – пожала плечами Наташка. – Групповая бессонница. Народ требует продолжения банкета. А где спит Данька?

– В летнем домике, – пояснила Маринка. – Пойдемте на кухню, а? – И увлекла нас за собой. – Даньке в летнем… Боже мой!

Мы хором поддержали этот возглас, выражающий одновременно и удивление, и ужас.

– Ирина! Быстро мою аптечку! – голосом профессионала потребовал Димка, вместе с Борисом тащивший на себе окровавленного Даньку. Оба старались осторожно перешагнуть порог входной двери. – Наталья, нужна твоя помощь. Остальные – вон! Марина, держи свою дочь в руках! Наталья! Держи их обеих.

– Удержишь их, как же, – с натугой проронила Наташка, взваливая на меня невменяемую Маринку и пытаясь совладать с Юлькой.

Девушка еле слышно шептала: «Даня, Данечка, любимый…» – но весьма ощутимо отбивалась от Наташки, пытаясь к нему прорваться.

– Любимых надо б-беречь! – с натугой заталкивая Юльку назад в комнату, заявила Наташка. – К-куда ты лезешь в неглиже? У тебя пижамные штаны потерялись. Держи маму.

Пользуясь временным Юлькиным замешательством, подруга выхватила у меня Маринку и переотправила ее Юльке. Благодаря такому маневру, обе загремели в комнату Светланы Никитичны под напутственные Наташкины пожелания не разбудить бабулю. Я, как особа, вечно путающаяся у всех под ногами и вносящая дезорганизацию в общую плодотворную деятельность, получила от мужа табуретку и наказ сидеть на ней в качестве стопора для двери юбилярши, вообразив себя каменной бабой. Мое замечание о том, что истуканы не сидят, свело на нет Наташкино заявление: «Еще как сидят!» После чего я, собственно говоря, на табуретку и села. Принудительно, но без сопротивления.

Из охраняемой мной светлицы, ставшей темницей для Маринки и ее дочери, слышались сдавленные рыдания. Стараясь не отвлекаться на жалобные стенания, я навострила уши на звуки, доносившиеся из «операционной». Несмотря на суетность минувшего дня, Маринка еще с вечера успела обеспечить на кухне стерильную чистоту. Это намеренно громко отметил хирург Ефимов. И тут же получил от Наташки издевательскую «оплеуху» – никто не мешает ему проделать то же самое на собственной кухне. Жена спасибо скажет.

Данька вел себя мужественно. И не потому, что был без сознания. Время от времени он издавал болезненное шипение – втягивал в себя воздух через плотно сжатые зубы. В эти моменты Наташка перед ним лебезила, сообщая очень приятные вещи: он умничка, молодец, герой и тому подобное. Но под конец не выдержала и обозвала его стоеросовой дубиной. Именно это оружие предков ухает, куда ни попадя и обо что ни попадя, не боясь повреждений. Насколько я поняла бормотание Бориса, Данька куда-то угодил головой. Ясное дело – дурной. Дуры не только блондинки, но и блондины. Тем более с волнистой копной волос.

С удовлетворением отметив Димкино заключение «Ничего страшного», я потеряла бдительность и немного расслабилась, перестав контролировать обстановку в «темнице». Мощный удар в мою табуретку практически выбил меня из обретенного состояния телесного и душевного равновесия, швырнув вместе с безмозглой табуреткой прямо к ногам неслышно подошедшей Ксении. Я ткнулась головой в ее колени, прикрытые теплым стеганым халатом, и завалилась на бок. Там и замерла, ожидая болевых ощущений. Не дождалась. Похоже, все они достались только табуретке.

Ксения с опозданием вскрикнула, всплеснула руками и попыталась запахнуть халат, дабы целомудренно скрыть показавшуюся светло-розовую батистовую сорочку, которую я не преминула отметить. Но внимание ее мгновенно переключилось на невидимый мне с пола объект. Впрочем, он заговорил Юлькиным голосом, и на меня нахлынул порыв злости. Откормила же Маринка доченьку! Или это великая сила любви? Одним пинком освободилась из плена.

Казалось, девушка забыла, зачем так настырно вырывалась на свободу, заговорила только после того, как я осознанно пожалела табуретку.

– Бабуля умирает… – заявила она скучным будничным голосом. И, словно проснувшись, завопила: – Данька-а-а-а!!!

– Врача, быстро! – выскочила из комнаты свекрови Маринка и с негодованием отметила непорядочное поведение дочери.

– Опять!!! – взревел выскочивший с перепугу из кухни Димка, отметив на полу хорошо знакомую ему фигуру. Мою, разумеется. Следовательно, рев относился ко мне.

Суматошно вскочив, я пояснила, что просто выполняла обязанности лежачего полицейского. И только по о-очень настойчивой просьбе Юлькиного ударного инструмента – босой правой ноги – покинула сидячий пост каменной бабы.

– Светлана Никитична умирает! – Не дав мне как следует оправдаться, Маринка потащила Димку в комнату, а до меня наконец дошел ужасный смысл этих слов.

Повторив их пару раз скороговоркой, я полетела следом. На пятки мне наступала Ксюша, ее подгоняла Наташка. Юлька, надо полагать, собиралась прибыть чуть позднее – после короткого свидания с любимым, оставленным на попечение Бориса.

Димка стоял над умирающей, держа ее за запястье и считая пульс. Глаза Дамы были закрыты, лицо хранило спокойное достоинство. Лицо хирурга Ефимова постепенно прояснялось.

– Светлана Никитична принимала какие-нибудь лекарственные препараты?

– Только таблетку снотворного, – живо пояснила успевшая вернуться Юлька. – Она не могла заснуть.

– Не следовало на ночь переедать. А с чего вы решили, что Светлана Никитична умирает?

– Она сама сказала, – теребя воротник пижамы, виновато пояснила Маринка.

– Светлана Никитична! – громко обратился Димка к умирающей. – Что это вам пришло в голову?

Дама открыла глаза и устало сказала:

– Как же вы все мне надоели! Не пила я никаких таблеток, хотя у меня ужасно болит голова. Боже! Что там так шумит на улице? Канонада в ушах. Закройте окно! Дайте хоть выспаться перед смертью. И запомните мой наказ: похороните меня рядом с Сережей.

– У вас прекрасный пульс, Светлана Никитична, – ободряюще похлопал Даму по руке Димка. – Небольшая тахикардия, ничего страшного. Ни о каких похоронах и речи не может быть. Вам просто приснился дурной сон.