Люся Лютикова - Детский сад, штаны на лямках

Лена отпрянула:

– Я не буду подписывать!

– Это ничего не изменит. Заседание состоится в любом случае, даже если вы не явитесь.

– Где мой сын?! – закричала мать.

Полицейский, который держал резиновую дубинку, подал голос:

– Успокойтесь, иначе мы применим к вам силу.

Ленка сердцем чувствовала, что Костик еще находится в саду, его не успели увезти. Мать выскочила из кабинета и кинулась открывать все двери, какие попадались ей на пути.

– Костя! – кричала она. – Костик Алябьев! Сынок, ты где?

За одной из дверей послышался детский плач. Ленка толкнула ее, но она оказалась заперта.

– Костик, ты тут?

– Мама! – закричал Костик. – Забери меня отсюда!

Алябьева видела, как мужчины высаживают дверь ногой, никогда раньше ей не приходилось это делать, но сейчас она приказала:

– Сынок, отойди подальше от двери, к самому окну!

И с первого удара выбила хлипкий замок.

Она бросилась в комнату, схватила своего малыша в охапку, вдохнула родной запах…

Но к ним уже бежали. Пока трое полицейских держали Елену, инспекторша соцзащиты пыталась отодрать Костика от матери. Мальчик верещал что есть сил, вырывался, укусил злую тетку за руку.

– Вот гаденыш! – скривилась Махнач, разглядывая кисть. – До крови прокусил, никакого воспитания! Так, ребята, – сурово обратилась она к стражам порядка, – шутки кончились, приступайте к работе.

Пожилой полицейский убрал резиновую дубинку и вытащил электрошокер. Когда двое его коллег оттащили ребенка, он приставил шокер к шее Алябьевой и пустил разряд.

Елена упала на пол. И до последней секунды, пока не потеряла сознание, в ее ушах звучал душераздирающий крик:

– Мамочка-а-а!!!

Ленкин рассказ поверг меня в шок.

– Вот скоты! – повторяла я. – Какие же они скоты!

– А дальше что было? – спросила Алка, нервы у которой, вероятно, были покрепче.

– Как пришла в себя, выбежала на улицу, но полицейской машины уже и след простыл.

– Скоты! – вставила я.

– Дальше у меня идет небольшой провал в памяти, – продолжала Алябьева. – Наверное, я села прямо в снег и просидела так довольно долго, потому что превратилась в ледышку. Чтобы согреться, пошла куда глаза глядят. Потом побежала, потому что не могла спокойно идти. Помню, несколько раз падала, довольно сильно ударялась, но боли не чувствовала. У меня окоченело не только тело, но и душа. Я не представляла, как буду жить без Костика. Не видела смысла идти домой, если его там нет. Без ребенка вообще ничего в жизни не имеет смысла, ничего!

Тут Ленка, которая столько времени держалась молодцом, разрыдалась. Я принялась гладить ее по спине, а Алка подлила коньяку:

– Выпей, полегчает!

Одним глотком Алябьева осушила рюмку, и ей действительно полегчало. Она могла рассказывать дальше, хотя язык у нее уже заплетался.

– В общем, на какую-то секунду у меня отключились мозги. Сейчас-то я понимаю, что если умру, то уж точно не верну Костика. Но тогда меня охватила такая безысходность… Я не видела другого выхода… Вы меня понимаете?

Я сочувственно кивнула:

– Понимаем. Ты не могла больше выносить эту боль.

Ободренная моей поддержкой, Ленка зачастила:

– Да, правильно, не могла выносить боль. Вот и решила, что если брошусь под машину, кошмар закончится. Если бы не ты, Люська, размазало бы меня по асфальту, как муху. Девочки, вы меня осуждаете?

– Ни в коем случае! – заверила я. – Даже не смей так думать! Сейчас надо думать о другом – как вернуть ребенка. Куда его увезли?

– Я не знаю! – в отчаянии выкрикнула Ленка. – Они не сказали!

– Наверное, в детский дом, – предположила Алка, – у нас в городе есть один. Или, возможно, его отправили в соседний Ногинск… Если честно, мне непонятно, с чего вдруг тобой заинтересовалась соцзащита. Ты состоишь там на учете?

Алябьева ощетинилась:

– По-твоему, я похожа на алкоголичку или наркоманку?

– Ну, что ты, конечно, не похожа, – мягко сказала я, – просто Алке кажется странным, что они прицепились именно к тебе.

– Ни на каком учете я не состою! – упорствовала Ленка.

Я тоже не отступала:

– Но ведь ты узнала инспекторшу из соцзащиты. Как, говоришь, ее зовут?

– Вроде бы Ольга Валентиновна Махнач.

– Значит, ты с ней знакома?

– Видела один раз. В субботу она приходила к нам домой с проверкой.

Неделю назад в квартиру Алябьевых позвонили. На пороге стояла женщина в енотовой шубе, в руках она держала папку для бумаг. Дама представилась инспектором соцзащиты. Она объяснила, что в отдел опеки и попечительства обратились Ленкины соседи с жалобой, что в квартире часто плачет ребенок. Инспектор Махнач пришла, чтобы поговорить с мальчиком и проверить, в каких условиях он живет.

Первым делом Ольга Валентиновна осмотрела кожные покровы ребенка на предмет наличия следов побоев. Таковых не оказалось. Потом чиновница приступила к допросу:

– Маму любишь? Что сегодня ел на завтрак? А на обед?..

Костик хотя и стеснялся незнакомой тети, но отвечал, что маму любит, на завтрак ел омлет с горошком, а на обед – рыбный суп, картофельное пюре с котлетой и компот…

Ленка объяснила, что Костик очень любит купаться, может часами плескаться в ванной, из воды всегда вылезает со скандалом и слезами. Скорей всего, именно эти крики и слышали соседи.

Чиновница осмотрела комнату, убедилась, что у мальчика есть отдельное спальное место, вдоволь одежды и игрушек. Заглянула в холодильник, увидела масло, сыр, курицу, пересчитала бутылочки с детским йогуртом… Результатом проверки Ольга Валентиновна в целом осталась довольна, хотя и сделала замечание по поводу неглаженого белья, которого у Елены скопилась целая корзина. Инспектор ушла, и до сегодняшнего дня Алябьева ее не видела…

– Причем тут неглаженное белье? – удивилась я. – Какое отношение оно имеет к воспитанию ребенка? Да оно у всей страны не глажено!

Неожиданно Ленка стукнула кулаком по столу, да так сильно, что зазвенели тарелки.

– Я их ненавижу! Я их убью! Даю вам слово, я их убью!

Уткнувшись лицом в ладони, она раскачивалась взад-вперед и твердила словно заведенная:

– Убью, убью, убью…

Очевидно, Алябьеву окончательно развезло. Ох, не следовало ей пить на пустой желудок!

Хозяйка подхватила ее под руки:

– Пойдем-ка баиньки, дорогая! Я постелю тебе на диване в гостиной.

Они ушли, и уже через пять минут Алка вернулась.

– Спит. Рухнула в кровать и мгновенно отрубилась.

– Неудивительно, – отозвалась я, – у нее сегодня был ужасный день. Наверное, самый страшный в жизни.

Алла села за стол, задумчиво пожевала листик салата и спросила:

– Что ты обо всем этом думаешь?

Эмоции у меня закипали через край.

– Это просто безобразие! Произвол и насилие! Как можно было так жестоко отнять ребенка у матери? Трое полицейских с резиновыми дубинками и электрошокерами на одну женщину! Тьфу!