Люся Лютикова - Детский сад, штаны на лямках

Кажется, она выразила общее мнение. Оглядевшись вокруг, особого сочувствия на лицах я не заметила.

– Ольга Валентиновна! – вдруг раздался истошный крик. – Олечка! Да что же с тобой сделали?! Да кто же это?!

Растолкав зевак, в кабинет ворвалась женщина. Она была одета в брючный костюм, который сидел на ней мешковато. На ногах у нее были точно такие же тапки с опушкой из искусственного меха, как на покойнице. Очевидно, эти тапки пользовались среди сотрудниц соцзащиты популярностью. И вполне заслуженно: кабинеты расположены на первом этаже, в туфлях работать холодно, в сапогах – жарко, а в таких высоких тапках – в самый раз.

Склонившись над покойницей, женщина принялась причитать в лучших народных традициях:

– Да кто же это сделал?! Да почему это случилось?! Да на кого же ты нас, Олечка, покинула?!

Судя по тому, как вытянулся в струнку охранник, это была начальница.

– Не извольте беспокоиться, Ирма Станиславовна, – отчеканил он, – виновные понесут заслуженное наказание.

Ирма Станиславовна резко перестала причитать. Она впилась взглядом в охранника, глаза ее сузились, и она стала классическим воплощением стервозной директрисы.

– Как такое могло случиться в стенах вверенного мне учреждения?! Ты куда смотрел? Да я тебя уволю к чертовой бабушке! Будешь жить на одну пенсию и подохнешь с голоду, твою мать!.. – Прибавив несколько непечатных выражений, Ирма Станиславовна немного успокоилась. – Я полицию вызову, – сказала она, – а ты убери отсюда этих… – чиновница запнулась, подбирая слово поприличнее, – это население.

Охранник принялся махать на толпу руками:

– А ну пошли отсюда! Кыш!

– Эй, полегче, не гусей гонишь, – запротестовала было старушка в дубленке, но осеклась под суровым взглядом охранника.

Люди потихоньку расходились. Мой взгляд случайно упал в угол кабинета, и я застыла, как изваяние. Около стены валялась серая матерчатая сумка, в которую Ленка Алябьева собрала детские вещи! Но самое ужасное, что на столе я увидела папку из прозрачного пластика с документами, сверху лежала медицинская карта Костика Алябьева. Даже на расстоянии трех метров я могла прочитать фамилию на обложке!

Меня запоздало осенило: да ведь убитая – это инспектор Ольга Валентиновна Махнач! Та самая, которая отобрала сына у Ленки Алябьевой. А Ленка сбежала, бросив здесь вещи и документы. Господи, неужели это она убила чиновницу?!

В моем сердце не родилось ни капли осуждения. Напротив, почему-то я была полностью на стороне Алябьевой. И в одну секунду решила выкрасть вещественные доказательства с места преступления. Хотя бы папку с документами, потому что она определенно указывала на убийцу!

Я сделала шаг и уже протянула руку к папке, когда услышала сзади окрик охранника:

– Ничего не трогайте! Отойдите от стола, там могут остаться отпечатки пальцев убийцы!

Все присутствующие разом посмотрели на меня. Мне захотелось превратиться в невидимку и слиться со стеной. Тетка в красном пуховике вдруг ткнула в меня пальцем и провозгласила:

– Это она!

– Это не я, – испугалась я.

– Это она пришла сюда вместе с убийцей! Я собственными глазами видела!

Я натужно рассмеялась:

– Что за ерунда! Да меня вообще здесь не было! Я на улице стояла, по мобильнику разговаривала, охранник может подтвердить. Правда же, мужчина?

Пенсионер тупо на меня уставился. Я прямо-таки слышала, как ворочаются шестеренки у него в голове.

– Ну, – замычал он, – вроде бы да, она на улице стояла…

В этот момент у меня как нельзя кстати зазвонил телефон.

– Вот видите, я же вам говорила, – важно заявила я, как будто это действительно что-то доказывало.

И рысью затрусила к выходу. Надо сматываться, и поживее!

Звонила, естественно, Алка.

– Что там у тебя творится? – зашипела она в трубку.

– Дурдом, – ответила я, вырываясь на улицу.

И это была чистая правда.

В родную школу я примчалась, когда закончился третий урок. Я уже собиралась предъявить охраннику журналистское удостоверение, но он пропустил меня так, видимо, принял за одну из родительниц.

Внутри практически ничего не изменилось. Конечно, интерьер стал более современным, вместо плаката «Претворим в жизнь итоги XXVII съезда КПСС!» висел аполитичный лозунг «Школа – наш второй дом», но в целом все осталось по-прежнему. Даже уборщица точно так же ворчала на первоклашек, имевших неосторожность пробежать по свежевымытому полу. Это была, безусловно, уже другая уборщица, но тряпкой она елозила с точно таким же остервенелым выражением лица, как пятнадцать лет назад.

Некоторые люди вспоминают школу с содроганием, но только не я. У меня с ней связаны лишь приятные воспоминания. Учеба давалась мне легко, вела я себя примерно и была на хорошем счету у педагогов. К счастью, в нашем классе не было откровенных хулиганов и маргинальных личностей, которые бы портили жизнь остальным. Так что я без внутреннего сопротивления открыла дверь учительской, где меня уже ждала бывшая классная руководительница.

Выглядела Мария Николаевна на удивление хорошо. Да что там «хорошо», выглядела просто замечательно! Дай бог всем нам так выглядеть в семьдесят лет! Стройная, подтянутая, глаза задорно блестят. И одета великолепно – в серые шерстяные брюки, белую водолазку и норковую жилетку.

С некоторых пор я разбираюсь в мехах. Одна меховая фабрика в Воронеже заказала мне тексты для каталога своей продукции. Так вот, та норка, что сейчас на Марии Николаевне, редкого голубого цвета. Сияющая холодная красота меха похожа одновременно и на снежный иней, и на мерцание драгоценного камня сапфира, поэтому цвет так и называется – «сапфир». Он очень идет платиновым блондинкам и пожилым дамам, благородно оттеняя их седину. Один из самых дорогих мехов, между прочим. Я хотела было прикупить себе шубейку, но заоблачная цена не позволила даже подступиться.

Я мгновенно оценила жилетку: мех натуральной окраски и отличной выделки, вещь пошита из цельных шкурок, а не из кусочков. Детей у Марии Николаевны нет, насколько я знаю, она так и не вышла замуж, целиком посвятив себя профессии, но, должно быть, у нее имеются богатые родственники, которые материально помогают, потому что на учительскую зарплату такую роскошь не купишь.

Сначала Мария Николаевна расспрашивала меня о моей жизни, я подробно отвечала: живу в Москве, работаю журналисткой, есть своя квартира, не замужем.

– Не затягивай с замужеством, – строго сказала она, – а то получится, как у меня. Всё выбирала чего-то, перебирала, а потом в сорок лет спохватилась, стала искать бывших женихов, а из них половина женились, а другая половина – уже умерли.

Я усмехнулась: