Татьяна Луганцева - Антракт для душегуба

– Я чувствовал по твоему напряжению.

– Ничего, как говорится, пройдет и это…

– Пройдет, конечно. Только кому это надо?

– Говорят, любовь долго не живет, – пояснила балерина. – Вспыхнет, как спичка и погаснет.

– Глупая, значит, это не любовь, раз она способна умереть. А настоящей любви ты еще не знаешь.

– Ты выступал тогда в роли папочки, – сказала Лаврову Варвара.

– А ты держалась молодцом.

– Я всегда такая! Дима в конечном итоге освободился от моих чар, вернулся в семью, дети обрели отца, а я – свободу. Все прошло…

– Не надоела тебе свобода?

– До оскомины во рту, – хихикнула партнерша.

– Эх, Варя, Варя… А ведь о тебе грезят многие мужики… Что будем пить?

– Как всегда, шампанское брют.

– Без сахара во избежание утолщения талии? – спросил Александр.

– Ага! Сухое – наш напиток, балетный, – засмеялась Варвара.

– Нет, сегодня мы выпьем коньячку. Мне Андрей презентовал бутылочку французского, – возразил Саша, доставая из бара бутылку и два бокала.

Андрей был его любовником. Он редко баловал Александра встречами, но отношения длились уже много лет. Варвара не очень хорошо его знала. Андрей, будучи человеком публичным и, как ни странно, женатым, не очень афишировал свои отношения с ведущим танцором. У них были чувства, которые они хранили и ценили. Насколько Варя знала своего друга, его это вполне устраивало, и она не лезла к нему в душу с расспросами и советами.

– Как согревает! – Варвара сделала глоток из бокала. – Сразу чувствуется, что хороший коньяк.

– Люблю я так вот пропустить рюмку-другую… Но за двое суток до спектакля ни-ни!

– Скажи, зачем позвал? Я слишком хорошо тебя знаю и чувствую: ты хочешь мне что-то сказать. Весь день с загадочным видом ходишь…

– Ты права, я действительно хочу кое-что рассказать. – Александр нервно крутил пустой бокал в руках. – Сегодня меня вызвал к себе директор…

– Аркадий Ильич? И что он хотел? Собрался новый спектакль ставить? – весело прощебетала Абрикосова.

– Нет… Он принимает новую балерину.

– Хорошо. Кто она? Почему меня не позвали?

– Ты не понимаешь… Это Алла Перова, прима из Питера.

– Прима? Зачем нам еще одна прима?

– Директор переманил к нам. – Александр не смотрел подруге в глаза.

– Зачем?

– Варя, прекрати! Не о том спрашиваешь! Ох, прямо заговариваюсь, потому что волнуюсь…

– А ты не волнуйся, говори как есть. Перова метит на мое место? – спокойно спросила Варвара, хотя на душе у нее кошки скребли.

– Думаю, что да.

– Сколько ей лет? – поинтересовалась балерина.

– Двадцать два.

– Девчонка… – прошептала Варя. И горько добавила: – Когда-то и меня принимали в театр, а я еще не понимала, почему другие балерины так нехорошо меня приняли. Наивная дурочка!

– Я не знаю, какая была ты, когда начинала свою профессиональную карьеру, но эта девушка вовсе не наивная дурочка. Та еще штучка! Стерва и дрянь!

– И ты прямо вот так сразу это понял? – удивилась Варвара.

– Я разбираюсь в людях. А меня директор пригласил, чтобы сказать: я должен встать с ней в пару и ввести ее в курс дела. – Саша снова разлил коньяк по бокалам.

– Правда? А что, интересное предложение. – Варвара задумалась. – Ты еще молодой, потанцуешь с новой партнершей… За три года в балете можно получить очередное звание.

– Смеешься? Я – твой партнер! И наши отношения проверены временем, мы друг друга не предадим. Я и Аркадию сразу же заявил, что в паре буду только с тобой. Ты уйдешь… или тебя уйдут – я уйду тоже. Ну, Аркадий, конечно, сразу же рассыпался в любезностях. Мол, никто и не думал тебя увольнять, что ты – великая балерина и будешь танцевать сколько захочешь. Но ведь не сможешь танцевать и в пятьдесят, и в шестьдесят лет, поэтому постепенно очень плавно он будет вводить в труппу молодых. И я хочу сказать, что директор был очень убедителен в своей речи. Но ты бы видела плотоядный взгляд этой Аллочки… Но я с ней танцевать не буду! И тебя он тронуть не посмеет!

– Дурачок… Ты же окажешься на улице из-за меня. Лучше послушайся Аркадия, встань с Аллой. Не буди лихо пока тихо…

– Я сказал – нет! А меня он не уберет, у него нет другого такого танцовщика. И значит, не тронет и тебя.

– Но это уже первая ласточка, – погрустнела Варвара.

– Вот только не вешай нос! Я тебя не узнаю. Ты – борец, и ты – лучшая! – Лавров обнял ее и поцеловал в макушку.

– Я знаю, что лучшая, но я уже задумываюсь о времени, когда мне придется уйти. Мы же знаем, что балетный век короток. Танцуем, живем на сцене, срываем аплодисменты, а конец-то близок. Правда, я представляла себе это как-то так: я ухожу на пенсию, и тогда на мое место приходит другая актриса. Было бы больно, но не так неприятно. А тут при тебе, еще живой, приводят замену, и ты отдаешь ей свои спектакли, отступаешь в сторону… Может, это нормально?

– Варя, прекрати! Тебе рано о пенсии говорить! Еще потанцуем! – успокаивал ее Саша.

Вот уже два года Лавров и Абрикосова существовали в своем театре с Аллой Перовой, молодой и знающей себе цену особой.

Александр впервые ошибся в своих суждениях о человеке – все оказалось значительно хуже. Новенькая оказалась не просто стервой и гадиной, а буквально гиеной в человеческом обличье. Подлее ее было не найти. Алла совершенно никого не уважала, а Варвару так просто возненавидела. Это была жгучая черноглазая брюнетка с красивой улыбкой, очень охочая до мужчин. Она не отказывала никому, с удовольствием спала и с богатыми поклонниками, и с охранниками театра, получая удовольствие от секса во всех его проявлениях.

И дело было, конечно, не в том, что она балерина. Подобные женщины – в народе их называют «гулящими» – встречаются и среди продавщиц, и среди медсестер, и среди руководящих работников. Вот и у них в театре появилась такая Аллочка, и все уже про это знали. А кому надо было, с ней переспали.

Она была очень талантлива, однако с коллегами чрезвычайно груба, обслуживающий персонал вообще за людей не считала и постоянно всем хамила. Могла на чистый, только что вымытый пол в гримерке специально просыпать тальк или нарвать бумажек, лишь бы намусорить. И так по нескольку раз в день, со злорадством наблюдая, как пожилая уборщица ползает на карачках возле ее красивых ног. И главное – никакой мотивации. Вот зачем она так делала? Да просто так! Из вредности.

Для партнеров на сцене она была сущим наказанием. Все внимание должно было концентрироваться только на ее персоне, на ней одной. Женщин она сразу же загораживала, а о партнерах-мужчинах вообще не думала. Совершенно не помогала им при поддержках, валясь в руки бетонным мешком, как будто лишь о том и мечтала, чтобы танцоры вывернули себе плечи и надорвали спины. На сцене она брала ярким темпераментом и, безусловно, молодостью и хорошей техникой исполнения.