Галина Куликова - Не царское дело

Периодически Настя вздрагивала, натыкаясь на автографы знаменитостей. Правда, углубляться в такие письма она пока не стала — они требуют более тщательного подхода. Вероятно, потом их надо будет подарить какому-нибудь музею. Конечно, если они не содержат чего-нибудь такого…

Наиболее ценные находки Настя откладывала в сторонку. Когда их накопилась уже целая стопка, она аккуратно упаковала все в большой пакет из плотной коричневой бумаги и перешла к фотографиям.

В этот момент раздался голос тети Зины:

— Настена, ты все бумаги собрала?

— Да собрать-то собрала, но не разобрала пока что. А в чем дело?

— Да тут на антресолях еще целая куча: папки, коробки какие-то.

Пришлось лезть наверх и освобождать антресоли, действительно набитые разнокалиберными картонными коробками и древними на вид канцелярскими папками с матерчатыми тесемками. Открыв одну из них, Настя ахнула — это был машинописный экземпляр рукописи знаменитого произведения. В других папках было то же самое: известные авторы присылали прабабушке копии своих трудов, сопровождая их рукописными записками. Каждый из них желал, чтобы «дорогая Вера Алексеевна непременно ознакомилась с его новым творением, еще только готовящимся к печати».

«Интересно, есть ли в стране литературный музей? — думала Настя, листая эти сокровища. — Или, может быть, их сдать в Литературный институт? Или в государственную библиотеку?»

Там же нашлись телеграммы, в том числе на правительственных бланках, записки и рисунки. В коробках хранилась коллекция старых зажигалок, большое количество изящных мундштуков, значки, брелоки, монеты разных стран, старые облигации, театральные программки, билеты и иные дорогие сердцу Пчелки мелочи.

— Нет, сегодня я все не закончу! — обреченно крикнула Настя в сторону кухни, где на данный момент орудовала тетя Зина. — А у тебя как дела?

— Думаю, еще часик, и могу ехать. А ты оставайся, еще ведь не поздно.

— Я тебя отвезу. В выходные еще приеду, тут все равно не на один день работы.

Тетя Зина появилась на пороге комнаты с тряпкой в руках.

— Может, переселишься сюда? Чего тянуть-то? — спросила она, испытующе глядя на племянницу.

— Нет, не сейчас, пока не могу, — помотала головой та. — Я еще не готова. Как-то не по себе.

— Ну, смотри сама. Ой, Настенька!

— Что еще такое?

— Я совсем забыла тебе сказать! — хлопнула себя по лбу Зинаида Сергеевна. — Вот ведь голова дырявая. Мне сегодня утром Дремин звонил. Ну, я и сказала ему, что мы с тобой вечером здесь будем. Он тогда пообещал подъехать к девяти.

— Кто такой Дремин? Что-то знакомое, только вот я не помню, где его фамилию слышала.

— Да ты что, Настасья! Лев Михайлович Дремин, он же еще свидетелем на оглашении завещания должен был быть, да сердце у него прихватило.

— Ах, ну конечно. Только я ведь его раньше не знала — на похоронах Пчелки впервые увидела.

— А я-то его хорошо помню. Еще по тем временам, когда он к бабушке приезжал. Он же ювелир: то ли чинил ей что-то, то ли продавал какие-то ее украшения, то ли наоборот — предлагал купить. По-моему, они дружили. Она говорила, что знает его лет тридцать.

— А что этому Льву Михайловичу от нас нужно? Зачем он приедет?

— Понимаешь, — замялась Зинаида Сергеевна, — он что-то говорил про драгоценности, которые от бабушки остались. Вроде бы кольца его интересуют и какой-то браслет. Спрашивал меня, не собираемся ли мы продавать. Наверное, думал, что я буду распоряжаться. Ну, я ему и сказала. В общем, он скоро уже приедет. Ты не сердишься? Довольно приятный человек, порядочный. Да Пчелка бы иначе с ним отношений не поддерживала, ты ведь ее знаешь.

Настя покосилась на тетку, но ничего не сказала. В общем-то, решение Зинаиды Сергеевны пригласить ювелира было довольно бесцеремонным. Что же получается? Насте сейчас придется демонстрировать этому Дремину вещи, которые принадлежали Пчелке? У нее не было абсолютно никакого желания устраивать подобные смотрины. Совершенно это не ко времени. И никак не вяжется с ее нынешним настроением. Видимо, придется Льва Михайловича вежливо отшить.

Тетя Зина виновато смотрела на племянницу, понимая, что сделала что-то не так. Как будто пытаясь оправдаться, она добавила:

— Дашка зубы точила на эти колечки-браслетики. Не мое, конечно, дело, но продала бы ты их. Они старые, я понимаю, но ведь не царские украшения, миллионов не стоят. А так хоть какие деньги у тебя будут, и от греха подальше. Украдут еще.

— Кто украдет? — опешила Настя. — Да ну тебя, что ты меня пугаешь! Давай лучше вернемся к делам, а то мы до ночи не управимся. А с ювелиром как-нибудь разберемся.

Потом она подумала, что удачный момент для откровений с теткой сегодня так и не выдался. Или она сознательно его не искала?

Лев Михайлович Дремин появился ровно в девять часов. В квартиру вошел довольно старый, но еще крепкий мужчина, весьма представительный, с приветливым, чуть надменным выражением лица и холеными усиками. Одет он был в дорогой летний костюм, в руке держал изящную трость. Это был персонаж, которого швейцары, официанты и водители, чуткие ко всякого рода классовым нюансам, называют «барин». Но на вкус Насти, ему очень шло обращение «господин».

— Добрый вечер, милые дамы! — учтиво произнес Дремин.

Затем, склонив седую голову, поочередно приложился к ручкам этих самых милых дам.

— Прошу прощения за поздний визит! Но я ненадолго. Зинаида Сергеевна, спасибо за помощь. А вам, Настя, мои извинения.

— За что? — не поняла девушка.

— Да вот, вызвался быть свидетелем, — усмехнулся Дремин, — и слег.

— Ничего, все обошлось. Наш нотариус быстро нашел замену.

— Я знаю, что проблема невелика — не поучаствовал в таких печальных мероприятиях. Впрочем — для одних они печальные, для других радостные. Не так ли?

Насте этот пассаж совсем не понравился, и, поджав губы, она промолчала.

Лев Михалович не обратил внимания на перемену в ее настроении и продолжил:

— Я в курсе, что Вера Алексеевна все свое имущество завещала вам. Надеюсь, вы не делаете из этого страшную тайну? Ведь присутствуй я на процедуре, все равно бы об этом узнал, не так ли? А Зинаида Сергеевна мне по-свойски все рассказала.

Настя выразительно глянула на тетю Зину, но та поспешно отвернулась и принялась надраивать тряпкой бронзовый канделябр.

— Вы уж, Настя, простите старика, время мне теперь дорого. Сколько нам жизни отмерено — никому не ведомо, поэтому стараюсь все решать быстро. Мы с Верой Алексеевной были старинные приятели. Сколько мы времени провели вместе, сколько общались, но вот о многом договорить так и не успели. Се ля ви! Поэтому, если позволите, я изложу свою просьбу вам.