Галина Куликова - Не царское дело

— У похитителей тоже могли возникнуть проблемы. Понимаешь, меня смущает то, что вокруг не было никаких следов насилия — то есть ничего, что свидетельствовало бы об убийстве. Может, Зинаида Сергеевна вообще не была на даче.

— Но кто-то ведь открыл дом? И дорожки были подметены, окна открыты… Нет, она точно была на даче.

— Ладно, мы над этим еще подумаем. Отправляемся домой к Виталию. Туда минут через сорок должны подъехать его родители. Ты же у нас за рулем, поэтому — вот адрес.

Виталий жил в большом кирпичном доме возле метро «Сокол». Настя бывала здесь несколько раз, но Крутову об этом рассказывать не собиралась. Ехали молча, лишь в конце пути Александр сказал:

— Я поговорил с Дреминым.

— Как он себя чувствует?

— Неважно, его завтра кладут в стационар. Оказывается, он хорошо знал Виталия и его магазин, у них даже были какие-то общие дела. Сказал мне — ювелиры особая каста посвященных, тесный мир, где все друг друга знают и куда посторонних не пускают. И был потрясен известием о гибели Виталия. Кстати, про тебя спрашивал.

— Надо было мне повидаться с ним, — с запоздалым сожалением сказала Настя. — А то неудобно получилось, я ведь после того случая так ему и не позвонила. Все-таки он неплохой человек.

— Конечно, навести старика. Только учти, что завтра он уже будет в больнице.

Подъехав к нужному дому, они увидели ожидавших их у подъезда мужчину и женщину — родителей Виталия. Вчетвером они поднялись на лифте на десятый этаж, вошли в квартиру и застыли в изумлении — все здесь было перевернуто вверх дном. Настя хорошо помнила, каким аккуратным, до педантичности, человеком был Виталик. Представший ее глазам кавардак явно был делом чужих рук.

— Что это? — ахнула мать Виталика.

— Знакомая картина, — недовольно буркнул Крутов. — Вы позволите мне все здесь осмотреть?

Получив согласие, он без промедления приступил к делу…

— Есть какие-нибудь соображения? — спросила Настя, садясь в машину.

— Ясно лишь одно — это дело рук одного и того же человека, — мрачно ответил Крутов. — Каждый раз тщательный обыск, каждый раз ничего не украдено.

— По крайней мере, мы не знаем точно, украдено или нет, верно?

— Верно. Но и в твоих квартирах, и у Виталия искали одно и то же. Скажи-ка мне, какие у вас с этим молодым человеком за последнее время были общие дела?

— Мы не виделись больше года. Мне захотелось оценить украшения, доставшиеся от Пчелки, я ему и позвонила — ведь он директор ювелирного магазина. Он сказал, чтобы я приехала. Его специалисты-оценщики все посмотрели и объяснили, что и сколько стоит. Потом мы договорились созвониться, и я уехала. Все.

— Может, кто-то думал, что ты передала ему украшения?

— Отпадает. Мне доступно объяснили, что редкостей, которые стоят сумасшедших денег, там нет. Дремин, кстати, тоже это подтвердил. Он ведь для того со мной и встречался — хотел на них посмотреть. Увы — бесценных редкостей среди них не оказалось.

— Н-да… Значит, что-то другое. Надеюсь, не предсмертные записки великих поэтов.

— Могу тебя успокоить — к нынешнему моменту я перебрала уже все письма. Ничего похожего там, к счастью, не обнаружилось. Это, наверно, убьет наших друзей — Чапкина и Забадацкую.

— Или окончательно загонит их в психушку.

— Да, бедолаги. Зато знаешь чьи письма я нашла? Мастроянни, Габена, Висконти. Там была телеграмма от Синатры и — не поверишь — записка от Чарли Чаплина.

— Предсмертная?

— Ну тебя!

— Было бы забавно презентовать Чапкину записку Чаплина.

— Прекрати ерничать, я тебе серьезные вещи рассказываю, — возмутилась Настя. — Это же все готовые музейные экспонаты, понимать надо!

— Или аукционные лоты. Имей это в виду.

— Знаю. Нельзя их продавать, это — живая история. Пусть остаются у меня, сохраню для потомков.

— О детях подумываешь? — заинтересовался Александр.

— Да ты что, босс меня убьет, — вырвалось у Насти.

— Очень смешно. Босс, ненавидящий многодетных мамаш.

— Он и однодетных-то не очень, — ухмыльнулась девушка.

— Ладно, черт с ним, с твоим боссом. Давай решать — куда ты едешь?

— А ты?

— Мне надо поработать. Суммировать все, что за день собрали мои ребята. Кстати, один мой приятель обещал мне машину.

— Пусть тогда твои ребята проследят, чтобы она не взорвалась.

— Такого не повторится, — уверенно заявил Крутов. — А что у тебя?

— К Даше поеду. Макаров не позвонил, а жаль. Понимаешь, мне хочется поскорее запустить эту процедуру.

— Тогда я поеду с тобой, тоже пообщаюсь с Дарьей. Оттуда меня заберут, а ты оставайся. Вот только одна проблема — свободных людей у меня сейчас нет, не смогу поставить рядом с вами пост.

— Да и не надо, — ответила Настя, мгновенно струсив. — Там Рома будет, Даша. Не станут же на нас троих нападать, мы же не в Чикаго времен сухого закона.

— Еще неизвестно, может, там спокойней было, — ухмыльнулся Крутов. — Ладно, рискнем. Значит, сегодня вечером мы с тобой не увидимся, а завтра утром созвонимся.

— Ты поезжай ночевать в высотку. Возьми ключи.

— Нет, я уже с приятелем договорился — поеду к нему, нам все равно кое-что обсудить надо.

До места они добрались довольно быстро. Свернув во двор, Настя увидела множество людей, толпившихся у подъезда, мигалки «Скорой» и полицейскую машину.

У нее сразу же упало сердце.

— Похожая картина наблюдалась, когда убили Липкина, — неуверенно произнесла девушка, чуть скосив глаза на Крутова. Тот напряженно молчал, глядя прямо перед собой.

— Думаешь, тетя Зина? — шепотом спросила Настя, чувствуя, как холодеют пальцы, вцепившиеся в руль.

— Сиди здесь, только запрись. Я пойду выясню, в чем дело, — даже не взглянув на нее, бросил Крутов и буквально вылетел из машины. Прошло довольно много времени, прежде чем он, наконец, вернулся — бледный и решительный.

— Романа убили, — сказал он негромко. — В лифте, двумя выстрелами. С Дашей истерика, с ней врач. Пошли, программа на вечер нам теперь обеспечена.

Настя стояла, прислонившись спиной к входной двери, и проклинала себя на чем свет стоит. На дворе была теплая, душная летняя ночь, но толстая дверь, вопреки законам физики, казалась Насте дико холодной. Она дрожала, ощущала ледяной холод затылком, спиной, ладонями — всеми частями тела, которые сейчас были прижаты к поверхности. Так же холодно и пакостно было у нее на душе. Какая же она дура! Зачем, скажите на милость, она разругалась с Крутовым? И, главное, нашла время!

Произошло все неожиданно, она совершенно этого не желала. Видимо, сказалось нервное напряжение последних дней. Но выплеск негатива был такой силы, что Крутов, выслушав ее обвинения, повернулся и ушел, не сказав ни слова и даже не попрощавшись.