Татьяна Луганцева - Семь пятниц на неделе

– Момент для чего? – слегка испугалась Аграфена.

– Я даже не знаю, как ты отреагируешь. И можно ли к этому подготовить. Или лучше вот так сразу сказать, и все? – снова выдал загадочные фразы Вилли.

– Ты пугаешь меня. Говори уже быстрее, если начал, – занервничала Груня.

– Видишь ли, Марк не просто так вышел на ваш театр, вовсе не по старой дружбе. У него был умысел. И тебя вытащил именно с умыслом. Незадолго до смерти Марк признался мне, что прожил жизнь как перекати-поле и что на нем много греха, вот и пришла расплата. Но ничего изменить уже, к сожалению, нельзя, но хоть одно хотелось бы исправить. В общем, ты – дочь Марка. Он это знал, однако не принимал участия в твоем воспитании.

– Опа! – искренне удивилась Груня. – Вот так расклад! А это точно?

– Точнее не бывает. Ты – единственный ребенок, о существовании которого он знал точно, поэтому перед смертью и решил с тобой хотя бы познакомиться. Но такова уж ирония судьбы – не успел. Я надеюсь, ты не очень расстроилась?

– Я? Да я просто в шоке! Нет, конечно, плакать не буду и в истерике биться не собираюсь… Никогда не знала своего отца и грустить по нему не могу. Просто неожиданно, что я именно вот так узнаю о том, кто был мой отец. Странно, в последнее время все в моей жизни происходит как-то неожиданно, словно кто-то прикоснулся к моей жизненной дороге волшебной палочкой.

Груня отпила вина, посмотрела в лицо Вилли. И ее посетило доселе неизвестное чувство какого-то кайфа – белая беседка, изумительная кухня, яркие цветы и такой потрясающе красивый мужчина напротив… Было в этом что-то нереальное, неестественное, словно из жизни, описанной в модном журнале. Этакий затянувшийся сон…

– О чем думаешь? – вклинился в ее мысли Вилли.

– О нереальной ситуации для себя, – честно ответила Аграфена.

– Словно на фотосессии для модного журнала с моделью-геем? Разыгрываете любовь, а чувств – ноль?

– Стопроцентное попадание! – Груша рассмеялась. – Ой, прости, тебя я не хотела обидеть.

– Я не обиделся. Мне одна дама как-то сказала, что я настолько хорош, что она уже все поняла и приставать ко мне не будет, потому что стопроцентно я – гей. Вот так поставила клеймо, и все. И не переубедить.

– Тебя это радует?

– Скорее веселит. К реальности ее слова не относятся ни на йоту.

– Но ты знаешь, что очень красив? – Груня кокетливо опустила ресницы.

– Ты так спрашиваешь, словно я виноват в этом.

– Но ты знаешь?

– Знаю. И говорили мне, и сам знаю. Довольна? Только я не думаю, что красивая внешность главное в жизни для мужчины. Как-то старался работать, используя не красоту, а ум. Надеюсь, чего-то все же достиг в своем умственном и духовном развитии.

– Говорят, что достиг, – подтвердила Аграфена, наслаждаясь едой и вином. Да что там говорить – и воздухом, и цветами, и обществом красивого мужчины. Снова затягивала ее карусель сна. Устраивало все.

– Завтра у вас будет репетиция в театре, а через двое суток первый спектакль, – сменил тему Вилли. – Декорации я уже направил в театр, но что там для чего, для какого спектакля, ты сама должна разобраться.

– Конечно же, я пойду на первую же репетицию. Не переживай, если наши соберутся, все пройдет удачно. Ну, не лучшие в России актеры, но…

– Да понимаю я все! Наш-то театр тоже не особо известен. Русскоязычные еще ходят, когда кто в Будапешт приезжает.

– Но для нашей труппы заграничные гастроли все равно событие, и люди надеются заработать, – заметила Аграфена.

– Я все, что обещал, сделаю. Могу выплатить заранее, чтобы никто не волновался, – пошел на крайнюю меру успокоения Вилли.

– Нет! Вот заранее не надо! – наоборот, обеспокоилась Груня. – А то обленятся, не будут стараться, напьются еще… Главный наш герой и без того закладывает.

– Что закладывает? Вещи в ломбард? Он нуждается? – Вилли округлил свои красивые синие глаза.

– Да за воротник закладывает! Так что денег не надо.

– Как скажешь. А мы с тобой должны еще зайти к нотариусу. Завтра с утра и поедем.

– Зачем? – удивилась Груша, но отвлеклась – официант принес десерт, поразивший ее воображение. Это были два лебедя из чего-то похожего на зефир, реально плывущих по клубничному сиропу с лепестками мяты и кусочками фруктов. – Ого! – ахнула она от неподдельного восторга. – Я такого никогда даже в кино не видела!

– Фирменный десерт Милоша. Мой друг постарался, – рассмеялся Вилли. – Знаешь, после того как я впервые увидел его лебедей, они мне даже приснились.

– Так зачем мне к нотариусу? – вернулась Аграфена к деловому разговору.

– Марк перед смертью сообщил, что составил завещание в пользу своей дочери, к знакомству с которой готовился.

– Завещание? Вот уж не ожидала.

– У Марка ничего и не было. Он явился ко мне в каком-то абсолютном «бомжеватом» состоянии. Боялся даже, что не приму, а идти ему было некуда. Так что я не знаю, что он мог тебе завещать. Но завещание есть. Может, что припрятал на черный день или для тебя?

– Ладно, сходим, – кивнула Груня и приступила к десерту – откусила голову лебедю, макнув ее в клубничную подливу.

– Думаю, тебе придется остаться здесь, – посмотрел на нее Вилли.

– Почему?

Сердце у Груни забилось. Ей вдруг, после выпитого вина, привиделось, что сейчас красавец-мужчина предложит ей руку и сердце и попросит остаться с ним в Будапеште. Она посмотрела на свой безымянный палец и подумала о том, что никогда в жизни она не носила на нем кольца. Самое время начать, а то «застоялся» ее пальчик без ювелирного украшения.

– Помнишь, я говорил, что купил для Марка русский театр, дабы потешить его на старости лет?

– Старость надо уважать, – поддержала Груша.

– Я и уважаю. Поэтому подарил ему театр.

– И что?

– Ты не понимаешь? У него больше ничего не было, так что, скорее всего, он тебе театр и завещал. И ты должна продолжить…

Груша внимательно посмотрела на своего визави.

– А не попросить ли тебе еще бутылочку?

– Не вопрос! – заверил ее Вилли.

И вскоре им принесли вино – тоже красное, но другое, немного слаще, все-таки они уже приступили к десерту.

– Ты считаешь, что я могу войти завтра в театр не как художник-оформитель, а как владелец? – с улыбкой спросила Аграфена.

– После улаживания всех формальностей – вполне возможно. У меня была такая мысль: если есть завещание, то оно как раз по этому поводу, другого не представляю.

– Очень неожиданно, – округлила глаза Груша. – Зачем мне театр? Да еще в Будапеште?

– Я и говорю, придется тебе здесь остаться, – подмигнул ей Вилли.

– А продать его можно будет? – спросила художница, явно не желая оставаться в Венгрии.

– Все можно, – вяло кивнул Вилли, – только сначала надо получить.

– Да, давай не будем делить шкуру неубитого медведя, – согласилась Груня. – Когда ознакомимся с завещанием, тогда и решим, что делать… Какая же вкуснятина! Как тебе повезло с другом!