Татьяна Луганцева - Семь пятниц на неделе

– Что там с Татьяной? – спросила у него Груша.

– Не хочет никого видеть. Плачет и говорит, что ее жизнь потеряла смысл, – повел плечом актер. – Но она – сильная натура, и я надеюсь, что скоро сможет смириться с потерей своего режиссера.

– Мы все привязаны были к Эдуарду, он был нашим центром, душой театра, со всеми своими недостатками и достоинствами, – грустно проговорила Аграфена.

– Не думай, что я рад. Он был моим другом, – сказал Николай Еремеевич.

Груня открыла форточку, чтобы впустить свежий воздух в комнату.

– Я ни о чем таком не думаю. И вообще, пусть полиция думает. Ведь кто-то же Эдика убил, то есть отравил.

– Готовься и ты к допросу с пристрастием, – усмехнулся мужчина.

– Да?

– Допрашивают всех. А кого Эдуард уволил, тех особенно. Считается, что это хороший мотив, – пояснил Николай Еремеевич.

– Если бы все уволенные убивали своих бывших работодателей, то их уже бы не осталось, – буркнула Груша. – Нам с Таней повезло – мы были вместе, следовательно, обеспечиваем друг другу алиби.

– Вряд ли такое алиби возьмут в серьезный расчет. Может, вы вдвоем его и отравили, из мести? Женская обида – страшная сила! – Николай Еремеевич в трезвом состоянии выглядел весьма нервно, чувствовалось, что ему явно чего-то не хватает.

– Кстати, а где был ты? – спросила Груня. – Следуя твоей логике, ты тоже под большим подозрением, ведь нас троих уволили. Мы с Таней были вместе, а ты где был?

– Ты серьезно? – улыбнулся безработный артист.

– Серьезнее не бывает. А что?

– Ну, во-первых, ты не полиция, чтобы я держал ответ перед тобой. А во-вторых, логика не моя, а полицейских, это их умозаключение, что убить режиссера могли те, кого он выгнал из труппы.

– Да ладно тебе, я пошутила. Всего лишь спросила. Я тоже переживаю за ситуацию, – не сдавалась художница.

– Во всем виновата ты! – вдруг заявил Николай Еремеевич.

Груша вздрогнула, но он тут же добавил:

– Если бы не ты, то мы не прилетели бы сюда и ничего бы этого не случилось. Не знаю, что именно хотел Марк от своей дочери, приглашая ее сюда вместе со всеми коллегами, но у него явно ничего не получилось. Одно несчастье следует за другим. Мы все здесь как будто подорвались на минном поле.

– Несчастья идут от людей живых, а не мертвых, – не согласилась Аграфена.

– И из всех живых людей ты выбрала для допроса меня? – Николай Еремеевич ослабил галстук.

– Ты очень нервно отреагировал на мой вопрос, а я всего лишь поинтересовалась. – Груня как-то напряглась, не понимая, куда может затянуть ее этот неприятный разговор.

– Давай, выпьем? – предложил актер.

– Ты же бросил!

– Сейчас опять начну – после твоих подозрений.

– Хорошо, только давай уйдем из номера Насти, пусть она отдохнет. И потом, не подозреваю я никого, пусть преступника ищут профессионалы.

– Как скажешь.

Они пошли в номер Николая Еремеевича, где царил полный бардак, то есть просто холостяцкий хаос.

– Извини, у меня тут…

– Ничего-ничего, одинокий мужчина имеет право на легкий беспорядок, – успокоила его Груня.

Николай Еремеевич достал из своих запасов бутылку коньяка и плеснул по полбокала.

– Помянем Эдуарда Эриковича…

– Пусть ему земля будет пухом, – согласилась Аграфена.

– Я бы на твоем месте не пила с ним, – вдруг раздался голос Татьяны у них за спиной.

Груня посмотрела на вошедшую и осунувшуюся Ветрову. Казалось, та даже похудела за прошедшие сутки.

– Таня? Как ты?

– Поставь бокал, – повторила актриса глухим голосом.

– Почему? – удивилась художница.

– Потому что это он убил моего Эдуарда.

– И ты туда же! – всплеснул руками Николай Еремеевич, подходя к Татьяне и усаживая ее на диван. – Сколько же можно повторять, что я не убивал Эдика? Успокойся! Давайте все успокоимся и выпьем!

Таня тихо заплакала. Бывший ведущий артист плеснул коньяк в третью рюмку.

– Думаю, пора нам возвращаться домой. Там все придет в норму.

– Выдадут тело Эдика и сразу же уедем, – всхлипнула Ветрова.

– А что говорят полицейские? – повернулась к ней Аграфена.

– Да пока ничего… Кроме того, что точно доказано: Эдуарда отравили.

Раздался телефонный звонок, и Николай Еремеевич, как хозяин номера, взял трубку. Он фактически не говорил, а только слушал и мрачнел с каждой секундой. Потом так же молча отключил связь. Затем долго не решался повернуться к женщинам.

– Что там? – спросила Ветрова. – Говори, не томи.

– Таня, покрепче обними Грушу…

– Зачем?

– Вы теперь сестры по несчастью. Поддержите друг друга, – глухо произнес актер.

– Да что случилось?

– В больнице умер Вилли… Мне только что звонил Дебрен и попросил меня сказать об этом вам.

Аграфена ахнула и закрыла рот руками, чтобы вместе с диким криком отчаяния из нее не вышла вся жизнь. А затем потеряла сознание, повалившись на мягкие телеса Татьяны. Помощь друзей иногда бывает просто физически необходима.

Прошло три недели.

Аграфена в классическом брючном костюме и легком плаще сошла с трапа самолета, приземлившегося в Будапеште. Уверенной походкой прошагала к стоянке такси и назвала адрес отеля Вилли.

– Гостиница вроде на ремонте, – посмотрел на нее водитель. – Если вам надо где-то остановиться, то я могу посоветовать и другие хорошие отели.

– Мне нужен именно этот, – сказала, как отрезала, Груня.

Автомобиль подъехал к знакомому ей красивейшему месту, но вместо светлого, такого воздушного отеля Вилли она увидела уродующие фасад леса из досок, строительных сеток и железной арматуры. Вход в отель был закрыт, само здание огорожено по периметру. Аграфена не нашла звонка и встала у ограды. Первым человеком, который оказался в поле ее зрения, был рабочий в строительной каске. Она жестами подозвала его и принялась изъясняться на английском языке. Но мужчина, сдвинув каску, почесал затылок и сказал по-русски:

– Я вас не понимаю. Я из Молдавии, говорю на русском и молдавском.

– Отлично! – обрадовалась художница, тоже переходя на русский. – Очень даже хорошо!

– Что вы хотели?

– Я только что прилетела из Москвы.

– Отель не работает. Две недели как на ремонте, всех переселили в другие отели. Нас вот наняли для капитального ремонта и реконструкции…

– Я бы хотела поговорить со старшим.

– С прорабом?

– Нет, с владельцем.

– Я всего лишь рабочий, – развел руками парень.

– Это очень важно, – заверила его Груня.

Бумажка в пятьдесят евро сдвинула их диалог в положительную сторону. Купюра исчезла в одном из многочисленных карманов спецодежды рабочего, и вскоре к Аграфене вышел прораб. С ним она повела разговор уже на английском.

– Что здесь происходит? Я останавливалась здесь три недели назад, и владельцем отеля был Вилли.