Елена Логунова - Шопинг с Санта Клаусом

— Нет, — Вадик покачал головой.

Гладкий девичий лоб пробороздили морщины — ровные, словно прочерченные игрушечными грабельками. Неотвязный Амурчик, всласть наигравшись с луком и стрелами, взялся за детский набор для песочницы.

— Судьба подарила нам случайную встречу, и мы не должны упустить свой счастливый шанс! — произнесла Ксения с торжественностью, в которой чуткое ухо Вадика уловило плохо скрытую угрозу.

Ксюша с Амуром ясно давали ему понять, что в случае отказа от этого счастливого шанса ему гарантирован какой-нибудь несчастный случай.

Ду-дух! — содрогнулась входная дверь.

— Кто там?! — испуганно дернулся Вадик.

Дверь сотрясалась, стуча о косяк и клацая замком. Нечистая совесть соблазнителя милой девицы мгновенно нарисовала пугающий образ отца Ксении, приехавшего без приглашения. Незваный немецкий папа привиделся Вадику в образе тевтонского рыцаря в историческом бронекостюме, с зазубренным мечом в правой руке и поводьями в левой. Боевой конь в запятнанной вражеской кровью попоне, естественно, был под ним и вносил свою весомую лепту в создание общей какофонии, стуча копытами и издавая характерные лошадиные звуки.

Дверной замок прощально крякнул и прекратил сопротивление. Дверь распахнулась, шумно врубилась в стену и завибрировала, точно в испуге. В узкий коридор вломилась крупная серо-голубая фигура с головой, отливающей металлическим блеском, и темным булыжником в руке. В первый момент изумленный Вадик принял стальной наголовник вторженца за рыцарский шлем, но спустя миг с облегчением понял, что все не настолько плохо. В его гостиничный номер с посвистом и топотом рвалась не вся германская конница, а одна-единственная соотечественница — Ирина Иннокентьевна Максимова, одетая в махровый халат цвета морской волны, с фотокамерой в руке и головой, бронированной старомодными металлическими бигуди.

— Сидите?! — рявкнула она хриплым голосом, в котором угадывались звон мечей и отголоски бешеного ржания. — Вставайте! Нашу подругу похитили! Бежим ее спасать!

— Бежим! — мгновенно согласился Вадик, одним могучим прыжком выбрасывая себя из кресла на середину комнаты.

Его готовность к подвигу во имя дружбы была прямо пропорциональна нежеланию продолжать разговор о любви.

— И я с вами! — мяукнула Ксюша.

— Скорее, скорее! — подгоняла их Ирка.

Задавать вопросы добровольные спасатели начали только в лифте.

— Куда бежим? — деловито спросил Вадик, со скрежетом застегивая куртку.

— К Рейхстагу, куда же еще! — сварливо ответила Ирка, нетерпеливо притопывая. — Куда бы они ни ехали, им придется прокатиться по кругу мимо Рейхстага и Бранденбургских ворот. К воротам мы не успеем — мерзавцы на машине, и у них минут пять форы, но до Рейхстага огородами напрямик добежим как раз вовремя, даже с небольшим запасом. Особенно если они еще где-нибудь в пробке постоят.

— Это маловероятно, — с сожалением заметил Вадик.

Он уже успел узнать, что пробки в немецкой столице редки и несерьезны: максимум полдюжины машин.

— Ну, может, их что-нибудь другое задержит, — вздохнула Ирка и молитвенно подняла глаза к зеркальному потолку кабины, отправляя соответствующее прошение далеким небесам.

— Если мы очень спешим, можно подъехать на моей машине, — робко предложила Ксения.

— Чур, я за рулем! — одновременно сказали Ирка и Вадик.

— Да пошел ты…

Водительское сиденье скрипнуло, любезно заглушая конец предложения.

— Что такое? — Тип, с удобством устроившийся на моей спине, зашевелился.

— Пытается меня обойти, придурок! — хмыкнул водитель.

— Ну, так пропусти его, — посоветовал мой мучитель. — Не фиг лихачить, не дома!

Он снова заворочался, трамбуя локтями мои ребра. Я вскрикнула, но на это никто не обратил внимания. Производимые мною шумы — стоны, вздохи, плаксивое сопение и бессильная ругань — гадских типов не впечатляли. Только один раз, когда я вскрикнула особенно звучно, захребетник ласково шепнул мне в ушко:

— Еще раз вякнешь — сдохнешь!

И я решила брать пример с обитателей морских глубин, которые живут под огромным давлением — и ничего, не вякают.

— Нет, ты видал?! — в голосе водителя прозвучало возмущение.

— Что еще?! — мучитель обнимал меня, как Кощей Бессмертный свой любимый сундук с золотом, и, похоже, обзор у него в этой позиции был немногим лучше моего.

— Он мне «фак» показал!

Я услышала узнаваемое жужжание и поняла, что разобиженный водила опустил стекло в окошке.

— Не связывайся! — рявкнул придавивший меня.

Шум автомобильного мотора стал вдвое громче, а потом послышался залихватский выкрик:

— Получи, фашист, гранату!

— Твою мать!!! — взвыл наш водила.

А мой мучитель подпрыгнул, едва не сломав мне поясницу, и тоже матерно зарычал, а потом салон затянуло каким-то гнусным дымом. Дышать стало совершенно нечем, и мой внутренний голос пискнул:

— Ну, все!

И я горько заплакала, но не от огорчения, а потому что дым и вонь выедали глаза и выворачивали наизнанку душу. Машина вильнула в сторону и встала. Я попыталась открыть глаза, ничего не увидела, снова зажмурилась и слепо замолотила кулаками. Рядом суетливо ворочались, рыдали и кашляли гадские типы. Я поняла, что еще чуть-чуть — и я отойду в мир иной в гнусной компании пары ублюдков, с которыми даже не знакома!

Я свернулась в клубочек и боднула дверь. А она неожиданно подалась, и я вывалилась из машины кому-то на руки. Сквозь быстро твердеющую вату в ушах услышала: «Спокойно, милая, все хорошо!» Страстно захотела обругать придурка, который не видит, как мне плохо, но не смогла: отключилась!

«Знаешь, что меня удивляет больше всего?» — через некоторое время спросил мой внутренний голос.

Он тянулся нудно, с фоновыми шумами, словно некачественная аудиозапись в замедленном воспроизведении. Я еще только приходила в себя, и действительность, данная мне в ощущениях, была скудной. Мне казалось, будто я плыву, покачиваясь, в радужном мыльном пузыре, который может лопнуть от малейшего прикосновения. Но при этом, подобно Диогену в его крепкой винной бочке, я пыталась решать стратегические вопросы!

Ответ на ключевой вопрос «Кто я?» у меня уже был (дура, конечно, кто же еще! Была бы умная, не влипла бы в историю!). Оставалось понять «Где я?», «Что делать?», «Кто виноват?» и «Быть иль не быть?». На задачку о смысле жизни я не покушалась, было достаточно подальше уйти от темы бессмысленной смерти. То, что легкие больше не раздирает мерзкий газ, а спину не попирает пята оккупанта, внушало определенный оптимизм.

«Больше всего меня удивляет то, как много людей в Берлине говорят по-русски!» — не дождавшись ответа, сказал внутренний голос.