Елена Логунова - Статуя сексуальной свободы

Тут дверь кабинета открылась, пропуская внутрь сервировочный столик на колесиках.

— А вот и кофе! И печенье! — преувеличенно обрадовался Солоушкин. — Спасибо, Наташенька! А лимончик не принесешь?

— Лимон к кофе? — супруга Игоря Валентиновича заметно удивилась, но послушно отправилась за лимоном.

— Мне больше нечего вам сказать, давайте закроем эту тему, — дождавшись, пока она выйдет из кабинета, попросил Солоушкин.

— Только один вопросик! — попросила я, чтобы окончательно прояснить ситуацию. — Гималайское средство вы тестировали не в паре с супругой, да?

Красноречивый взгляд был мне ответом.

— Ладно, давайте пить кофе, — сказала сердобольная Трошкина. — Вечер уже, нам домой пора, а Раисе Павловне, наверное, лучше будет в больницу вернуться.

— Я скажу, чтобы сиделку убрали, — взглянув на молчаливую бабу Раю, тихо сказал Солоушкин. — А VIP-палату вам оставят, я за все заплачу. Выздоравливайте, Раиса Павловна, и простите меня, пожалуйста.

— Лимон! — объявила Наталья Владимировна, входя в кабинет с тарелочкой.

— Ничего, Игоречек, не тревожься, все будет хорошо, — немного невпопад сказала баба Рая. — Мы с тобой попозже об этом еще поговорим.

Едва пригубив кофе с сахаром и лимоном, мы распрощались с любящими супругами Солоушкиными. Они нас не задерживали.

Пошарив по карманам, мы с Трошкиной наскребли денег на такси и вернули Раису Павловну в отделение. Солоушкин не обманул, позвонил в больницу и дал отбой тревоге, так что прибытие бабы Раи, в отличие от ее убытия, прошло тихо, скучно и ничуть не интересно.

Домой мы ехали на троллейбусе и всю дорогу молчали. Трошкина клевала носом, а я думала, думала, думала…

Теперь мне стало ясно, что, увлекшись загадкой про гастроном и Римму с ядом, мы сбились со следа. Как говорят в сказках — это была совсем другая история. Впрочем, Римма явно присутствовала в двух сюжетах одновременно, раз убили ее в моей собственной страшной сказке. Это немного сбивало меня с толку.

Тем вечером, когда некто с хриплым голосом позвал меня на тайное свидание у гастронома, там же гуляла какая-то темная личность в лохматом старушачьем платке. Я видела, как она шла прочь от помойки, но не обратила на нее особого внимания. А она меня и вовсе не заметила, потому что у людей нет глаз на затылке… К чему это я? А к тому, что наутро такой же лохматый шерстяной платок красовался на плечах у Риммы-Рюмки. Собственно, именно поэтому я и решила, что нищенка имеет какое-то отношение к Хрипатому.

— Логичнее предположить, что какое-то отношение к Хрипатому имеет сам платок, — поправила меня Трошкина, когда я поделилась с ней своими мыслями.

Короткий сон подружку взбодрил, на свежую голову она особенно хорошо соображала.

— Римма подобрала и надела шапочку, которую ты потеряла, — напомнила Алка. — С платком могло быть то же самое. Кто-то его потерял или выбросил, а она нашла и взяла себе.

— Хрипатый! — осенило меня. — Вероятно, это он кутался в платок, маскируясь под безобидную старушку, когда поджидал меня у магазина! Мальчишки, Денис и собака его спугнули, он ушел, а платок и чушку выбросил. Все сходится!

— Что — все? — чувствовалось, что Трошкина настроена критично. — Пока совершенно непонятно главное: кому и зачем понадобилось тебя убивать. Вспоминай, Инка, свои прегрешения за последнее время. Кому ты так сильно насолила?

Я собралась с мыслями и начала каяться:

— Денису интимное свидание обещала и зажилила, у Зойки Липовецкой в бутике сумку от Гуччи из-под носа увела, и еще что-то в этом духе было в прошлом месяце… Ах, да: я еще у Люси кавалера отбила, это считается за смертный грех или нет?

— А хороший кавалер? — заинтересовалась Алка.

— Так себе. Я его уже бросила.

— Значит, он тоже может быть на тебя в обиде, — подытожила Алка. — Ладно, давай дальше вспоминай дела свои черные.

— Черных больше не было, одни белые! — заверила я. — Я в последнее время сплошь достохвальные деяния совершала, прям, как мать Тереза! Чужой мобильник не прикарманила, носок с деньгами честно вернуть хотела.

И тут я замолчала, потрясенная мгновенной догадкой, а троллейбус как раз замер на нашей остановке, двери открылись, и засидевшаяся Трошкина первой стартовала в направлении двери.

— Кузнецова, не спи! — позвала она меня уже с улицы. — Сейчас двери закроются, и ты поедешь на конечную!

— Ну, конечно! — забормотала я, замедленно двигаясь к выходу и при этом оглядываясь на покинутое нами сиденье. — Конечно, конечная!

— Ты заговариваешься, — озабоченно заметила Алка, помогая мне спуститься по ступенькам. — Тебе пора отдохнуть. В горы, что ли, поехать, подальше от всей этой кутерьмы.

— В горы не могу, у нас лыжи сломаны, — отговорилась я, думая о другом. — Трошкина, побежали скорее домой!

— Побежали, — согласилась подружка. — Я устала и есть хочу как собака. А ты?

— И я как собака.

Это была чистая правда. Я чувствовала себя, как ищейка, напавшая на верный след. Ни спать, ни есть мне не хотелось, не терпелось только поскорее оказаться дома и пошарить в карманах сумки, с которой я ходила в бассейн. Я очень надеялась, что не выбросила бумажку с записанным на ней телефонным номером чужого хмурого Солнышка.

Вернувшись домой, я первым делом отыскала на вешалке в прихожей спортивную сумку. Нужная мне бумажка нашлась в боковом кармане, она немного помялась, но цифры были хорошо видны. Шевеля губами, я несколько раз мысленно повторила телефонный номер и в результате заучила его наизусть. У меня было ощущение, что номерок чрезвычайно важный и имеет смысл затвердить его, чтобы в случае чего обойтись без шпаргалки.

Зубрежкой я занималась в коридоре, уткнувшись носом в укромный уголочек у телефона, и со стороны, наверное, смотрелась тихой молельщицей. Зяма, вредина, не упустил возможность поиздеваться над сестренкой и, шествуя к себе, постным голосом проскрипел:

— И избави мя от лукавого, амии-и-инь!

— Проходим мимо, не скапливаемся! — рявкнула я, как заправский цербер.

Оценив серьезность моего тона и высоту замаха руки, Зяма проявил благоразумие и скапливаться не стал. Когда он удалился, оставив меня в одиночестве, я потянулась к телефону и набрала номер, но не тот, который заучила только что, а другой, знакомый с давно минувших институтских времен.

— Инка, ты? — обрадовался моему звонку Макс Смеловский. — Неужели господь услышал мои молитвы и вразумил тебя, дорогая? Мы наконец поженимся, ты согласна?

— Избави мя от лукавого! — весьма в тему брякнула я. — Какая женитьба, Макс, ты в своем уме? Мне сейчас не до романов.

— Ты что, заболела? — вечный поклонник забеспокоился, и я подумала, что у меня, похоже, устойчивая репутация сексуально озабоченной дамы, но фиксироваться на этом не стала, сменила тему: