Галина Куликова - Брюнетка в клетку

— О, какая прелесть! — возрадовался Вольдемар. — У вас тут чертовски красиво и чертовски душно.

Маргарита посмотрела на него и сочувственно покачала головой:

— Сейчас открою окно. Только свет надо погасить, а то мотыльки налетят, комарье всякое.

Она действительно погасила свет и, раздернув занавески, потянула на себя раму. И замерла. Нижняя челюсть ее поехала вниз, а коленки мелко задрожали. За окном прямо перед домом, возле реликтового дуба, стояла Смерть в темном балахоне, с капюшоном, надетым на голову, и с косой.

— А-а-а, — шепотом прокричала Маргарита, пятясь. — Вольдема-а-ар!

— Ну? — спросил тот с дивана и посмотрел на нее осоловевшими глазами. — Что вы там увидели?

— Там… Там Смерть! С косой, — проблеяла Маргарита, пятясь от окна. — Как вы и обещали!

— Неужели? — не поверил Вольдемар, кое-как оторвал себя от дивана и, виляя, проследовал к окошку.

Постоял, покачался, потом протер кулаками глаза.

— Действительно, Смерть, — угрюмо констатировал он. — Какая здоровая, зараза! Посмотрите, она скачет вокруг дуба. Танцует, что ли? Свой страшный и прекрасный танец… — Он снова икнул.

— Что значит — танцует? — дрожа всем телом, спросила Маргарита, которая допятилась до стены и вжалась в нее. — Зачем она танцует? Радуется? Она пришла за мной, Вольдемар! Я это чувствую!

Вольдемар снова выглянул в окно и помотал головой.

— Какая-то ужасно странная у вас Смерть, Риточка. Если мне не изменяет слух, она матерится.

— Что она делает сейчас? — стуча зубами, спросила Маргарита, забившаяся в самый дальний угол комнаты.

— Что делает? — Вольдемар задумчиво покачался возле подоконника. — Она размахивает косой туда-сюда, как будто бы кладет народ направо и налево. Ха-ха!

— Что — «ха-ха»?

— Когда она подпрыгивает, мне кажется, что на ней белые кроссовки.

— Боже, Вольдемар, как у вас хватает духу смеяться?!

— Нет, но это действительно смешно: Смерть пришла за ней в белых кроссовках! — Он оперся двумя руками о подоконник и пробормотал:

— Куда это она? О! Смерть идет сюда. Она стучится в парадное.

В этот момент снаружи действительно раздался настойчивый стук. Маргарита тихонько завизжала и спряталась в шкаф, засунув голову под толстую кофту. Вольдемар некоторое время раздумывал, потом расправил плечи, вышел в коридор и, приблизившись к парадной двери, распахнул ее одним рывком, грозно заявив:

— А, вот и ты! Где же твоя коса, гадина?

— Коса в сарае, — ответил Уманский раздраженным тоном и оскорбленно добавил:

— И почему это я гадина?

Он начал теснить Вольдемара грудью, потому что тот занял собой весь проход и не давал себя обойти.

— Зачем тебе Маргарита? — спрашивал Вольдемар с пьяной настойчивостью. — Возьми кого-нибудь похуже.

— Да? И кто же тут есть похуже? — весело спросил Уманский, которому все-таки удалось освободиться.

Он бодро зашагал к лестнице, а Вольдемар поплелся за ним.

— Действительно, — бормотал он. — Кто тут еще хуже? Кого не жалко? Ну вот, например, дизайнер. Мне его ни капли не жаль. Забирай его к чертовой матери. Тащи его в ад!

— В ад? — переспросил Уманский. — Интересно. А вы, значит, останетесь без крыльца.

Он скинул капюшон, легко взбежал по ступенькам, оставив бормочущего всякую чепуху Вольдемара внизу. Рубашечку Капитолины он сжимал в руке. Вещь, конечно, помялась, испачкалась и чуть-чуть намокла. Оставалось надеяться, что претензий не будет.

Капитолина уже натянула халат и запахнула его так глубоко, что на виду не осталось ни одного кусочка тела, кроме шеи и кистей рук.

— Вот, — сказал Уманский. — Ваша сорочка. Если хотите, я ее высушу… феном. И вы сможете ее надеть снова. Правда, там пара пятен… Зеленых. Это от травы. Я снимал ее с дерева косой и немного испачкал.

Капитолина схватила рубашку и горестно ахнула.

— Дуб тоже был грязный, — пробормотал Уманский. — Извините.

— Извинить?! — воскликнула гувернантка, распахивая дверь в коридор. — Ни за что! За такие вещи порядочные женщины не прощают!

Она фыркнула и, взмахнув полами халата, быстро пошла прочь. Через минуту она уже скрылась в своей комнате. Тогда Уманский привалился спиной к стене и облегченно вздохнул. И немедленно услышал еще один вздох. Он повернул голову и увидел Ларису, которая стояла неподалеку, прижав руки к груди.

Когда их глаза встретились, Лариса захлопнула открытый рот и стесненно пробормотала:

— Извините. Я хотела принести воды… И вот… Тут вы…

— Капитолина приходила поиграть в шахматы. Но партия не задалась, и она страшно расстроилась.

— Я так и поняла.

Уманский пошарил в кармане халата, надеясь отыскать там сигареты. Когда он нервничал, то курил без остановки.

— К сожалению, вы вообще ничего не поняли.

— В любом случае — спокойной ночи. И дайте мне пройти.

— Конечно-конечно. Я в курсе, что вы в случае нужды можете и под дых дать.

— Вы тоже деретесь, — ответила Лариса и спрятала руки за спину.

— Когда спуститесь на первый этаж, будьте осторожны — там бродит пьяный Вольдемар. Он посылал меня в ад, а потом к чертовой матери.

— Да? А вы что?

— Я отверг его предложение.

Ему хотелось побыть с Ларисой наедине подольше. И не в коридоре. Но приглашать ее в комнату, откуда только что выскочила разгневанная Капитолина?.. Господи, да и как приглашать? Там, за стеной, белокурый Жидков со своей потрясающей физиономией, которую можно смело фотографировать и помещать в глянцевые журналы, чтобы все женщины страны целовали страницы и стонали от восторга. На кой черт он ей сдался, когда такой вот Жидков находится в полном ее распоряжении!

Лариса прошла мимо, обдав страдальца сладким ванильным ветром. Так пахнет от детей и наивных дурочек, собирающихся замуж за бывших танцовщиков. Жидков мог наслаждаться этим запахом круглосуточно. Ванилью пахло возле дома, в котором Уманский жил в детстве. Рядом находилась пекарня, в ней работали сдобные тетеньки, которые впускали и выпускали из двери дома с узкими оконцами тот невероятный, праздничный запах…

Если бы не собачья работа, Уманский, пожалуй, попытался бы что-то предпринять, но… Он зависим. Полностью зависим. Им командуют, и он подчиняется. Работа — это волшебная лампа, и он — раб лампы.

…Корабельников гнал свой ветеранский джип по раздолбанной подмосковной трассе прямиком к таинственным Рощицам. Эта машина ожидала своего часа в гараже на случай непредвиденных обстоятельств и действий, близких к боевым, а сейчас, кажется, был именно такой случай. Изредка он притормаживал на обочине, чтобы свериться с картой — областные просторы, как истинный столичный житель, он презирал, однако к поездкам за пределы кольцевой относился предельно осторожно. Здесь любой не правильный поворот грозил проблемами, о которых и подумать-то было неприятно. Легко было утонуть в каком-нибудь случайном болоте, свалиться в свежевыкопанный посреди дороги, неогороженный и неосвещенный котлован, застрять обоими ведущими мостами на картофельном поле… Да мало ли что еще могло случиться на широких российских просторах!