Дарья Донцова - Замок храпящей красавицы

Верещагина судорожно вздохнула и откинулась на спинку дивана.

– Что же задумал мерзавец на этот раз? Я упоминала уже о мелких деталях, вот они‑то и помогли мне раскрыть суть дела. Вернемся к началу банкета. Я бродила некоторое время по залу, ела вкусную еду, общалась с актерами, которые участвовали в спектакле.

Все разговоры в основном крутились вокруг денег, никто не скрывал, что участвовать в постановке согласился исключительно из меркантильных соображений. Один Лавров завел речь о творчестве, самореализации, стал хвастаться новыми проектами, чем взбесил Катю Франк. Когда Павел отошел от нас, Катюша тут же выпалила:

– Лавров наркоман, его ни один режиссер не возьмет в проект. Павлуша за бабло мать родную продаст.

Не уверена, что абсолютно точно процитировала слова Франк, но смысл именно тот.

Потом я заметила на своей одежде пятно от ягодной начинки из пирожка. Я поспешила к Фаине на склад, чтобы его замыть, и, идя по коридору, услышала из‑за двери гримуборной Павла сердитый голос Лаврова:

– И сколько мне ждать? Задохнулся под пледом! Он вообще придет? Ну вы даете! Сами накосячили, поэтому деньги я не верну! Свою часть я выполнил, если не получилось, не взыщите. Я сделал все, как мы договорились. Значит, отбой? Ладно, пойду поем.

Мне очень не хотелось сталкиваться с Лавровым, поэтому я бегом преодолела расстояние до склада экономки, влетела в него без стука и крикнула:

– Фаечка, ты тут?

Она крикнула из‑за стеллажей:

– Я уже отдала всю кровь, зачем тебе столько?

Потом она вышла и смутилась:

– Ой, Вилка, прости, я обозналась. У меня только что отит закончился, слышу до сих пор как сквозь вату.

Меня ее объяснение не удивило. Фая ушла за пятновыводителем, а на склад заглянула Ника в закапанном, как я тогда подумала, вареньем розовом платье и туфельках, их ленты были туго завязаны на лодыжках. Девочка убежала, я рассказала о ней Фае, поразилась ее неадекватной реакции и пошла искать Михаила Степановича.

На секунду я примолкла, не стоит рассказывать, как Марфа в припадке ревности испортила пояс Карлсона, кому это нужно? К смерти Риши она отношения не имеет.

– Старший Корсаков был за кулисами, и я увидела, что его одежда запачкана бурой жидкостью. Михаил Степанович объяснил: «Брал бутафорскую кровь и капнул».

Вроде все, о чем я сейчас говорю, незначительные мелочи. Но я соединила их вместе, а еще вспомнила, что незадолго до начала спектакля случайно заглянула в уборную Лаврова и нашла там его в компании с бутафорской головой, весьма правдоподобно имитирующей эту часть тела, отсеченную палачом. Павел разозлился на меня, но потом объяснил, что так готовится к роли, будет играть Гамлета. Вот только в гениальной пьесе Шекспира отсеченной башки нет, там есть череп «бедного Йорика». Павел, как всегда, соврал о съемках в Голливуде, зачем ему жуткая бутафорская голова, я не стала думать. Меня это не интересовало.

Потом Марфа сказала мне, что видела в коридоре театра Муркина. Ермолова зла на язык, она не упустила возможности сообщить, что Петр понтярщик, носит фальшивый «Ролекс», пускает всем пыль в глаза. Но еще Марфа не скрыла и удивления. В момент, когда она смотрела в спину актеру, Петр шел в личные покои Верещагина, и у него на запястье были по‑настоящему дорогие часы от «Фрэнк Дзи» с приметным ремешком, а на подошвах его ботинок сверкал вензель «АА». Дальнозоркая Марфа отлично все рассмотрела. И что уж совсем ввергло ее в недоумение, это встреча через пять минут с Муркиным на банкете. Актер снова нацепил фальшивый будильник и таинственным образом успел попасть на фуршет.

Я сделала паузу и продолжала:

– Со спины Муркин запросто сойдет за молодого мужчину. Темноволосый, стройный, он слегка похож на Леню. Кстати, Петр Аркадьевич и не стар. Но он не носит «альбертики». А вот Леонид обожает дорогие ботинки этой фирмы. В гардеробной парня представлен, кажется, весь ассортимент, и часы у него – тот самый бешено дорогой «Фрэнк Дзи». Ермолова перепутала, по коридору неровной, шатающейся походкой шел Леонид. Петр Аркадьевич в это время веселился на банкете.

Сын Верещагина рассказал мне, что заскучал на спектакле, поднялся наверх, глотнул, как советовал врач, воды и оказался под воздействием лекарства. Спустя короткое время в комнату вошел черный человек, схватил Леню за руку, и дальше парень почти ничего не помнит, кроме каких‑то обрывков. Первое. Его оцарапали, на пальце осталась отметина. Второе. Был сильный грохот. Третье. Он стоял около Риши, видел кровь.

Поскольку ранка на пальце Лени видна вполне отчетливо, я предположила, что тот, кто выводил его из комнаты, имел перстень с камнем, вероятно, бриллиантом, который и нанес ему мелкую травму. А еще я только что поговорила с охранником Игорем, задала ему один простой вопрос:

– Пока ты находился на дежурстве, тут ничего не падало, не билось?

Игорь ответил:

– Был шум за поворотом коридора. Сначала грохнуло, затем вроде кто‑то упал и взвизгнул. Мне не разрешается покидать пост, но в случае форс‑мажора можно, поэтому я пошел посмотреть.

И что же увидел Игорь?

– Хватит, – резко сказал Владимир, – будет! Это я.

Филипп Леонидович вскинул брови.

– Что ты имеешь в виду?

– Я гнобил Леонида, – буркнул Корсаков.

– С ума сошел? – почти спокойно спросил хозяин. – Белены объелся? Или мухоморов? С чего ты решил Леньку до психушки довести?

Начальник охраны сделал шаг в сторону.

– Вы не представляете, как он меня оскорблял! Постоянно твердил: «Ты чмо!»

– Леня, это правда? – спросил отец.

– Да, – ответил сын, – он урод, книг не читает, хороших фильмов не смотрит, одевается, как дед Михась из села Большие Козлы! Разве такой может жениться на Мисси?

– Что? – в один голос воскликнули супруги Верещагины.

Давно переставшие обращать внимание друг на друга муж и жена проявили трогательное единодушие.

– Ты посмел рассчитывать стать моим зятем? – зашипел Филипп Леонидович. – С ума сошел! Мисси не для тебя!

Я решила вмешаться:

– Однако вы невнимательны.

– Ничто не может ускользнуть от моего внимания, – гневно заявил хозяин дома.

– Вероятно, в бизнесе, но не дома, – возразила я. – А вот Леня заметил, что за последний год Владимир сильно изменился.

– Точно! – кивнул тот. – Раньше Корсаков был настоящим грязным барсуком. Одну рубашку по два дня таскал, костюмы носил деревенские. Надевал белые носки! Папа, оцени! Бе‑лы‑е! А к ним черные лаковые туфли! Повязывал галстук и не надевал пиджак! Клетчатый жилет сочетал с мокасинами! Одеколоном поливался, как гастарбайтер на свидание, вонял им на километр! А манеры! Ну скажите, неужели мужчина имеет право положить ногу на ногу и демонстрировать всем задранную брючину и полоску голой кожи? Ну это что, а? Хорошо хоть, Владимир не портил прилюдно воздух! Господин охранник ни разу в жизни не делал маникюр. Меня прямо переворачивало, когда видел его крестьянскую ладонь и короткие толстые пальцы с необработанными ногтями! Брр! Фу!