Татьяна Луганцева - Сменный Кен для Барби

– Нет, моего клиента не интересуют деньги, ему хочется молоденького мяса. Но ты не горюй, молодка, я козлу прямо сейчас горло перережу, чтобы тебя уже оставили все мысли о его спасении, а меня твои прелести не интересуют… Тошнит от плоти.

– Бедненький дяденька, наевшийся крови и мяса…

– Заткнись! – потряс огромным ножом Иван Семенович. – Я зарежу эту скотину!

– Не сметь! – сама себе удивляясь, кинулась ему наперерез Джульетта. – Отойди от него!

– И что мне будет? – усмехнулся Иван Семенович.

– Вот только тронь меня! Только тронь! У меня друзья, я знаю многих высокопоставленных лиц, я вхожа во многие дома. Да я генерала милиции сюда притащу и все сделаю, чтобы сгноить тебя в тюрьме!

– За что? – оторопел мясник.

– А за все! За мое унижение, за домогательство, за убийство домашнего питомца! Да! Да! За жестокое отношение к животным статья до трех лет! Но я впаяю тебе все десять! Точно! За изнасилование!

Джульетта рванула на себе кофту. Затем плюхнула ладошки о кровавый стол и измазала себя кровью. Окрестности огласились пронзительным воплем:

– Помогите! Насилуют!

Иван Семенович сильно испугался, и это было очень хорошо видно.

– Ты что? Замолчи! Я не трогал тебя…

– А кто тебе поверит? – вдруг набросилась на него Джулия. – Разве я не убедительна?! На мне твои следы! Все, мясник, тебе хана!

– Сумасшедшая! – оттолкнул ее Иван Семенович.

Она стукнулась бедром о край стола.

– Вот! Уже и следы побоев! Еще плюс три года!

– Ведьма! Забирай своего козла!

– То-то же… – победно улыбнулась Джульетта.

Она за одну секунду совершенно успокоилась. Взяла нож со стола, разрезала веревку, которой был привязан к батарее Кузька, и пошла с гордо поднятой головой.

– А своему клиенту скажите, что детей обижать нехорошо – раз, и пусть переходит на манную кашу! Два! – закричала она и хлопнула дверью.

Этот театр одного актера дался ей очень тяжело. Какая-то девушка из кухонных работниц заглянула в полутемный коридор.

– Вы в порядке?

– Да.

– Такие крики…

– Да ничего особенного. Иван Семенович тоже в порядке, не переживайте!

– Да кто за него будет переживать? Извращенец! Прости господи…

– Я так и думала! – засмеялась Джульетта. – А для кого ваш Иван так старается?

– А… Спецзаказ? – протянула девушка.

– Ну да! Вот это бедное животное…

– Было пару раз, когда Иван лично готовил мясо для какого-то важного клиента.

– Кто он?

– Я не знаю… Иван сам резал и относил… Я видела мельком – представительный мужчина.

– А где он живет? На турбазе?

– Да что вы! Нет, конечно! У нас тут в конце деревни частный коттедж VIP-уровня. Вот там… А какие у него дела с Иваном, кроме «мясных», я не знаю… Может, и никаких. Скажите, а трудно сниматься в кино?

– Что? – поразил Джулию такой внезапный поворот в разговоре. – Не знаю… То есть да! Тяжело… Скорее тяжело, чем легко.

– Наверное, интересно?

– Я люблю свою работу, – ответила Джульетта и потянула спасенного питомца за собой.

Были у нее и ум, и смелость, и обаяние… Но вот и недостаток у Джульетты тоже был. Она совершенно не ориентировалась в пространстве. Могла заблудиться буквально «в трех соснах». Этот недостаток очень мешал ей водить машину. Один раз она несколько часов ездила по кольцу, все время проезжая нужный поворот, и вернулась в театр злая, уставшая и опустошенная.

Вот и сейчас вместе с этим козленком она никак не могла найти тот зеленый домик, чтобы вернуть Маше ее дружка. Она просто кружила на одном месте, чертыхаясь и вытирая пот. Козленок жалобно блеял. Снова зазвонил телефон.

– Чего тебе? – буркнула Джулия, узнав Мирослава.

– Вот, звоню доложить, что освободился… Еду к тебе. Кстати, нашли порнографические пленки, где в съемках принимал участие Данила Иванов.

– Все-таки замазался он… – протянула Джульетта. – Земля ему пухом. Надеюсь, никто не узнает… Столько поклонников, пусть запомнят только хорошее… Ведь о покойниках или хорошо, или ничего…

– Мне тоже сказали, что эта информация останется закрытой, – успокоил ее Мирослав.

– Я вот не понимаю, чего людям не хватает? – расстроенно произнесла Джулия.

– Это риторический вопрос. Мы никогда ответа на него не узнаем или не поймем, – ответил Мирон и спросил: – Ты где? Кто там блеет?

– Козел.

– Какой козел? – не понял Мирослав. – Это с кем ты там?

– Я же говорю – с козленком!

– Ты его уже так ласково называешь?!

– Мирослав, веди себя прилично! Ты чего орешь?! Чего я должна перед тобой отчитываться?! Я дом ищу!

– Чей дом? Вы уже с этим козлом хату себе ищите?!

– Да вот именно дом козла и ищем! – позлорадствовала Джульетта.

– А что, козел настолько пьян, что забыл, где живет? – заводился Мирослав.

– Он на то и козел, что говорить не может!

– А я ведь все равно приеду и разберусь, кто из меня козла делает! Не думай, что я психану и поверну обратно! Я накрою вашу развратную шайку!

– Я буду ждать, – ответила Джулия и выключила связь, а потом подумала и совсем отключила телефон. – Ну что? – обратилась она к козленку. – Дядя – осел, это точно! Куда же мы с тобой пойдем? Почему ты не собака? Почему не можешь найти свой дом? Ладно… Обойдем деревню по периметру.

Она пошла с перепачканным кровью козленком по нескончаемому полю с какой-то злаковой культурой. Джульетта в этом не разбиралась. По правую сторону тянулись дома, но ни одного зеленого среди них не было. Она попала в какую-то колдобину и, чертыхнувшись, пошла дальше, но прямо перед ее лицом вынырнул мужчина в немецкой форме. Это было настолько дико, что на секунду Джулия испугалась. Это словно «Атас! Фрицы под Москвой». Такая щемящая для русского человека, генетически заложенная картина страха и боли. Но почти сразу же Джульетта поняла, что перед ней чучело.

Выглядело оно, и правда, жутковато. Темный горшок вместо лица, ржавый немецкий шлем с пробоиной на горшке. Полусгнившие перекладины с обветшалой и вылинявшей на солнце формой.

– Классно кто-то придумал, – усмехнулась Джульетта и поковыляла дальше.

Сама себе она напоминала Аленушку с дебилом братцем, уже успевшим напиться из козьего копытца.

– Вот отведу тебя, Ваня, на мясокомбинат, будешь знать! – голосом блаженной Аленушки из детской сказки сказала она.

– Стой! Кто идет? Стрелять буду!

Она остановилась, как вкопанная, а звук передергивания затвора ввел ее в оцепенение.

– Я стою…

– Кто разворовывает местное поле? – прокрякал голос, затем из-за колосьев появилось сначала дуло, потом само ружье, а затем и морщинистое лицо старика. Одет он был очень странно – в грязную телогрейку и зимнюю, весьма поношенную, кроличью шапку-ушанку. И это несмотря на июньскую жару. – Экая красавица! – присвистнул дед. – Чего здесь делаешь? Ой, а откуда у тебя наш Кузька?