Анастасия Монастырская - Этюд в багровых штанах

Я всегда завидовала книжным героиням, которые умеют красиво плакать. Цвет лица у них при этом не меняется, слезы, как жемчужинки, красиво скатываются из уголка глаза, носик очаровательно подрагивает. Эх, велика писательская фантазия! У меня после рева лицо красное, нос, как картошка, глаза — щелочки. В общем, красавица, что и говорить. Шутки шутками, но недавно Ольга записалась на курсы «Царевна-несмеяна», где учат правильно плакать. Вернувшись, она огорошила полученными знаниями:

— Представляете, еще во времена Бальзака светских дам специально обучали искусству лить слезы. Плакать надо с широко распахнутыми глазами, позволяя слезам катиться по щекам, слегка промокая красивым носовым платком, ни в коем случае не вытирая глаза, во избежание красноты.

— Вот еще, — фыркнула Соня. — В плаче что главное? Правильно: широта души, возможность пореветь белугой, повыть себе всласть. А ты платочек, широко раскрытые глаза, во избежание красноты… Тьфу! Не так часто мы и плачем, чтобы ограничивать себя в удовольствии.

— Не скажи, — не согласилась информационно подкованная Ольга. — В год наш организм производит около полулитра слез. Вне зависимости от половой принадлежности. Хотя мужчинам и приходится сложнее: хочется поплакать, а нельзя. Им по статусу не положено.

— Настоящий мужчина не плачет, — авторитетно заявил Фима, которому мы мешали смотреть футбол. Ольга то и дело загораживала своей необъятной попой экран, где бегали маленькие футбольные человечки.

— Настоящий мужчина время от времени должен плакать, — Ольга щелкнула пультом, и судьба ответственного матча канула в неизвестность. — Сдерживать свои эмоции плохо, сказывается на сердечно-сосудистой системе. Я уже не говорю про нервы. Кстати, научно доказано, что секрет глазной железы содержит психотропные средства, уменьшающие чувство напряжения и тревоги. То есть поплакала — полегчало. Сдержала слезы — здравствуй, инсульт! Просто, как в аптеке. Впрочем, в крайности бросаться тоже не следует. К примеру, голландские ученые к слезам относятся очень осторожно. Дабы организм не устал от слез. А то наплачешься до истерической тошноты стараться не доводить себя и не реветь белугой, а тихо так поплакать себе в кулачок.

— Бред, — не поддержала голландцев Клара. — Наш человек так не может. Ему надо плакать в голос, чтоб за три квартала услышали.

В этот момент Фима умудрился отобрать пульт у Ольги, футбольные человечки вновь ринулись в атаку, и дискуссия само собой сошла на нет.

Справедливости ради скажу, что правильно плакать Ольга так и не научилась: ревет она, как и прежде, часто, громко и не интересно. И при этом противно шмыгает. Я тоже плачу громко, но не шмыгаю. В этом наше принципиальное различие. В остальном, бабы они и есть бабы. Голова, две руки, две ноги и все остальное, ну, вы понимаете.

После слез наступила апатия. Я отключила телефон и погрузилась в чтение любовного романа из своей любимой серии. Название соответствовало настроению — «Вековая печаль Годзиллы».

— Никто меня не любит, никто меня не хочет, — пожаловалась Годзилла своей закадычной подруге Серодусте Бабасян, чья бабушка была мудрой армянкой техасского происхождения. — Если так и дальше дело пойдет, то я совсем без поклонников останусь. Старой девой.

— Не останешься, — успокоила ее Серодуста. — В случае чего в Китай рванем. Там мужиков хоть отбавляй. Выберешь себе какого-нибудь апельсина, и будет тебе счастье.

— Не апельсина, а мандарина, — раздраженно поправила подругу Годзилла.

— Какая разница? — удивилась та. — Все равно цитрусовые. У меня на них, кстати, аллергия.

— У меня тоже, — мрачно сообщила Годзилла. — Сразу сыпью покрываюсь. И какое при этом может быть счастье?

Серодуста задумалась:

— Знаешь, Годзя, с мужиками всегда так — либо сыпь, либо душевный геморрой. По-другому они не могут. Придется довольствоваться тем, что есть: тоской по любви.

И они затосковали. Всласть. По-бабьи. Шериф бегал за скотчем и бренчал под окном жалобные песни — лишь бы девоньки угомонились. Городские ковбои отправились в прерию: в городе стало опасно находиться.

Тоска продолжалась ровно три дня и три ночи, после чего подруги отправились в Китай. На поиски спелых апельсинов или мандаринов. К этому моменту им было практически все равно.

Каюсь, я залезла в холодильник и, выудив спелый мандарин, сожрала его тут же, с косточками и кожурой. Может, и мне будет счастье? Интересно, что бы на это сказал дедушка Фрейд? Думаю, ничего хорошего. А раз так, то пусть помолчит, старый развратник.

Гениальное решение пришло утром: раз в своих проблемах я виновата сама, следовательно, самой и придется расхлебывать сложившуюся ситуацию. Первым делом я освободилась от признаков мужского присутствия в квартире, а заодно и от досадных воспоминаний.

В спешке Федоров умудрился забыть большую часть своих вещей: я безжалостно снесла их на пойку, поклявшись, что отныне в моей жизни больше не будет ни мужчин, ни мандаринов, ни апельсинов. Даже бананов и тех не будет. Все! Баста! Объявляется супердиета! Подумать только, не прошло и нескольких недель, как этот правоохранительный фрукт прочно и, казалось, навсегда прописался в моей жизни: он даже умудрился стереть в компьютере милые игры, типа сексуального тетриса, не говоря уже о пасьянсах. Вместо этого умная и безропотная машина была под завязку забита криминальными сводками. Ради интереса я открыла одну из них: «…После чего подозреваемый Х. в состоянии необузданного возбуждения совершил контрольное изнасилованеи в голову»… Б-р! И эти люди запрещают мне читать любовные романы! Да моя Годзилла, этот нежный цветок душистых прерий, в сравнении с ними, само воплощение литературного стиля и благопристойности сюжета.

В оставшихся от вчерашнего погрома цветах вместо земли оказался табачный пепел. Судя по запаху, Федоров сливал в горшки остатки пива. То-то я смотрю, цветочки в сторону бара наклонились, словно к солнышку. С каждым шагом картина преступления становилась все более и более ужасной. Прожженный сигаретой кашемировый свитер. Туфля ручной работы, у которой каблук болтается на честном слове (узнаю тяжелую поступь Федорова в темном коридоре), разорванные бусы и завязанная в узел золотая цепочка. Не человек, а вредитель!

Я уже молчу про ванную комнату и туалет. В первой — гора грязной одежды (мол, постирай, высуши и прогладь), во втором — полочку с любимыми любовными романами заменила полочка с триллерами и автомобильными журналами. Более того, Жбан, жабка моя лысая, был безжалостно выселен из теплой уютной постели. Теперь мой крошка вынужден мерзнуть по ночам! Гене полностью изменили режим питания: он вынужден столоваться три раза в сутки в строго отведенное время. Крокодил похудел, подурнел и немного позеленел от подобного обращения. Хм! Теперь он выглядит как мой брат близнец. Я тоже за последние дни отнюдь не похорошела.