Людмила Ситникова - Скромница из царских покоев

Глининская втянула щеки.

– Вы точно ненормальная. Мне доводилось сталкиваться с неуравновешенными поклонниками, но вы… Вы самая неадекватная из всех.

В коридоре Катка спросила:

– А где вы родились?

Ирина закатила глаза.

– В роддоме.

– В каком городе?

– Не важно.

– В Москве?

– Послушайте, я потратила на треп с вами драгоценное время, мне некогда бить баклуши. Меня ждет работа. Вам известно, что это такое? Судя по всему, нет. Остается искренне вам посочувствовать, потому что человек, болтающийся без дела, вызывает у меня жалость. Займитесь чем-нибудь полезным, в конце концов, можно пойти на компьютерные курсы или брать уроки языка. Увидите, как только свободного времени не останется, ваше психическое состояние придет в норму.

Хлопнув дверью, Глининская мерзко рассмеялась.

Не снимая палец с кнопки звонка, Катарина топталась на резиновом коврике, гадая, куда могла запропаститься Колпакова? Ведь она ясно дала понять Насте, чтобы та не покидала квартиру. Да и сама Анастасия, перепуганная до полусмерти, клятвенно пообещала безвылазно просидеть дома.

Взявшись за ручку, Катарина похолодела. Дверь открыта.

Мурашки пробежали по коже, затылок пронзила острая боль. Просунув голову в прихожую, Копейкина крикнула:

– Настя, вы дома?

В кухне Ката заметила две полупустые чашки с кофе, вазочку с вишневым вареньем и пачку шоколадного печенья.

Настя появилась в коридоре в компании рыжеволосой толстушки. Стоило Катке сделать шаг навстречу, как Колпакова завизжала.

– Настя, это всего лишь я.

– А как попали в квартиру?

– Дверь была не заперта. Где вы были?

– К Лидуне на секундочку забежала. Мы пили кофе и услышали крик. У подъезда дрались две женщины, потом одна из них побежала за дом, а вторая бросилась за ней.

– Мы с Настькой сразу ко мне, у меня окна на ту сторону выходят, – подала голос Лидия.

– Любопытство до добра не доведет. Мы же с вами договаривались, вы обещали, а на деле даже не соизволили закрыть дверь на ключ.

– Так на минуточку вышла.

– За минутку может произойти непоправимое. Хорошо, что зашла я, а если бы на моем месте оказался кто-нибудь другой?

Колпакова попросила Лидуню оставить ее наедине с Каткой.

– Проходите в кухню.

– Я заскочила ненадолго. Мне нужно узнать фамилию отца Никиты.

– Рада бы помочь, да только не знаю ее.

– А имя?

– Нет. – Настя вертела головой. – Не помню. Дядю-профессора звали Николаем, домработницу Марфой, а имя военного не назову.

– Вы давно переехали из того района?

– В начале восьмидесятых. Старые дома пошли под снос, теперь там все изменилось. На месте нашего дома построили банк, рядом ресторан, а чуть левее, где раньше стояла школа, магазин. А зачем вам фамилия отца Ника? Его и в живых-то, наверное, нет.

– Мой прадед умер в сто четыре года, будем надеяться, что и этот старичок тоже относится к числу долгожителей.

– Ну, допустим, узнаете вы его фамилию, а искать как собираетесь?

– Обращусь в справочную.

– Вам года не хватит. Вдруг он какой-нибудь Петров Петр Петрович? Их в Москве не одна сотня.

– Но не всем под девяносто. А старика найти надо, он может дать ответы на интересующие меня вопросы.

– При условии, что жив и не впал в маразм. – Колпакова задумалась. – Знаю! Езжайте к Ивану Федоровичу. Денисову известна фамилия Никиткиного папы. Они не раз общались после случившегося. Помните, я упоминала, что он наведывался к нашим родителям?

Катка спохватилась.

– Точно! Настя, вы оказали мне огромную услугу. Я побежала.

В «Фиате» Копейкина ругала себя за несообразительность. Ну конечно же, ей следовало сразу навестить Денисова. Эх, верно говорят – одна голова хорошо, а две лучше.

Иван Федорович встретил Копейкину, держа в руках светло-голубую занавеску.

– Зрение подводит, – прошелестел Денисов. – Никак не могу занавесочку повесить. Хотел к приходу Идочки управиться, да, видно, не судьба.

– А где Ираида Карповна?

– В магазине.

– Так давайте я помогу.

– Неудобно.

– Бросьте. Куда идти?

– В спальню. Там стремянка у окна.

Катарина ступила на хлипкую лестницу.

– Не бойся, я придерживать буду. В случае чего подстрахую.

На все про все ушло не более семи минут.

Спустившись со стремянки, Ката попросила Ивана принести стакан холодной воды.

– Может, чаю?

– Нет. От чая я расплавлюсь.

Дед вышел. Катка прошлась по комнатке, посмотрелась в зеркало и присела на подлокотник кресла. Иван Федорович не торопился возвращаться, создавалось впечатление, Денисов отправился за водой в другой район.

Наконец отец Казика соизволил появиться.

– Прошу.

Ката не прореагировала.

– Катарина, я принес воду, – повторил дед.

– Что? Ах, вода. С-спасибо.

Пытаясь собраться с мыслями, Копейкина спросила про отца Никиты.

– Конечно, помню, – закивал Денисов. – Его звали Севастьянов Григорий Адамович. Возраст точно не назову, но лет на десять-пятнадцать меня постарше будет. Он тогда ходил в погонах майора. Приятный мужчина, жаль, что такое несчастье с его мальчонкой случилось.

– А его брат-профессор? Вы же были соседями, вам известно, куда он перебрался после расселения?

– Нет. Соседями были – не отрицаю. Но чтобы общаться, такого не припомню. Я в основном с ровней времечко проводил. На одной площадке с нами механик Сергеич проживал, на нижнем этаже Борька-слесарь и Санька-строитель. С ними знался, а с профессурой не контачил. Я ж из простых – из работяг. Сама понимаешь, вращался среди себе подобных. Это уже потом, когда Казимир крепко встал на ноги, стал хорошо зарабатывать, мы зажили по-человечески. А до этого… – Денисов отмахнулся. – Зарплата сто двадцать и извечный вопрос: где взять денег?

От Денисова Катарина порулила в справочную. Но по дороге, устав слушать бурчание, издаваемое желудком, решила остановиться у кафе. Купив сок и бутерброд с сыром, Катка тупо таращилась на белую столешницу.

Со стороны могло показаться, она впала в транс и общается с духами. Так и не притронувшись к бутерброду, Ката выпила сок и понеслась к «Фиату».

Вечером она располагала листком с адресами Севастьяновых. На ее счастье, Григориев Адамовичей оказалось не сто и даже не пятьдесят. Всего-навсего семь полных тезок.

Пятерых Катарина отмела сразу по причине юного возраста, а вот двух оставшихся Григориев Адамовичей – с восемнадцатого и двадцать первого года – она в обязательном порядке навестит в самое ближайшее время.

Толкнув дверь, горничная просунула голову в кабинет директрисы.

– Валентина Андреевна, вы меня звали?

– Оксаночка, проходи, я собираюсь сделать важное заявление.