Дарья Донцова - Мачо чужой мечты

Попрыгав безрезультатно под дверью, я поднялся на семь ступенек вверх и сел на подоконник, здесь лестница заканчивалась, двери на чердак не было, очевидно, туда нельзя попасть из этого подъезда.

Неожиданно я почувствовал усталость, глаза начали сами собой закрываться. Можно не смотреть на часы, они показывают полдень. У меня странный организм, три раза за сутки меня клонит в сон, неудержимо, до состояния обморока. Впервые это происходит ровно в двенадцать, затем в шестнадцать тридцать и в двадцать ноль – ноль. В свое время я обращался к врачу, выслушал нудную лекцию о биоритмах и получил совет:

– Не сопротивляйтесь, не ломайте организм, послушайте его, прилягте на часок, и снова обретете бодрость.

Интересно, каким образом можно выполнить предписание медика? Представляю выражение лица Норы, когда я заявлю: «Сейчас посплю шестьдесят минут и отправлюсь выполнять ваше поручение».

Но бороться со сном очень трудно, поэтому я нашел оптимальный выход: в момент, когда веки начинают тяжелеть, я стараюсь закрыть глаза и провести несколько минут в покое. Не скажу, что всегда удается помедитировать, но сегодня мне повезло. В принципе я мог спуститься в машину, но ноги почти перестали мне повиноваться. Забыв о брезгливости, я привалился спиной к грязному стеклу. Подъезд служит туалетом для посетителей пивной, но на последний этаж не долетали ни звуки, ни запахи, вокруг стояла полнейшая тишина. «Пять минут отдохну и пойду вниз», – вяло подумал я и перестал бороться с дремотой.

– Сколько раз тебе говорить, – завизжала Николетта, – Вава, выпрямись! Ешь суп красиво! Где салфетка? Чего молчишь! Отвратительный ребенок! Снова на уроке мух считал и двоек принес. Вот Женя Рудин – радость родителей. Его сегодня на собрании хвалили, а я чуть под землю не провалилась. По всем предметам двойки.

– По литре пять, – робко напомнил я.

– Молчать! – заорала маменька. – Закрыть рот! Павел! Павел! Снова в кабинете заперся! Я должна одна мерзкого мальчишку воспитывать! Павел!

Продолжая выть сиреной, маменька понеслась по коридору. Стараясь не заплакать, я начал давиться ненавистным молочным супом. Боже, какая гадость! Ну кто придумал варево из вермишели и белой жидкости, подернутое пленкой. Меня сейчас стошнит.

– Ванек, – сказал Владимир Иванович, выходя из холодильника, – не обижай Нико, у нее и так тяжелая жизнь.

Я опешил. Откуда на кухне взялся отчим? Маменька унеслась к отцу в кабинет. Тот сейчас оторвется от написания любовно-исторического романа и начнет воспитательную работу с сыном. Владимир Иванович появится в моей жизни позже, спустя много-много лет после смерти Павла Подушкина. Николетта пока не знает своей судьбы, ей предстоит стать вдовой и… Минуточку, откуда маленький Вава в курсе дела?

– Ванек, ты дурак, – отрубил Владимир Иванович и полез назад в рефрижератор.

Дверь «ЗИЛа» заскрипела, противный звук ударил по ушам, вонзился в мозг, мои глаза внезапно раскрылись, я испытал огромное облегчение и чуть не свалился с подоконника.

Надо же, я заснул всего на полчаса, но как глубоко! Слава богу, я давно вырос, и теперь никто не заставляет меня есть ненавистный молочный суп. Я потер руками гудевшую голову и внезапно понял: скрип двери холодильника мне не почудился, я слышу его наяву. Не успел я сообразить, откуда доносится противный звук, как дверь квартиры Лиры открылась, оттуда выскользнула тоненькая фигурка со спортивной сумкой в правой руке.

– Лира! – обрадованно крикнул я и начал спускаться по лестнице.

Девушка нервно вздрогнула, завертела головой в разные стороны, потом догадалась посмотреть в направлении окна, ахнула, закрыла лицо руками и шлепнулась на сумку.

– Вам плохо? – спросил я. – Лира, не бойтесь.

– Меня зовут Таня, – пролепетала девушка, не отрывая от лица ладоней, – Иванова. Лира попросила… сумку… принести. Вещи ей собрать. Я ничего не знаю. Отстаньте. Уйдите!

– И куда вам велено доставить саквояж?

– Ну… э… не хочу отвечать! Не ваше дело! Чего пристали!

Я схватил девицу за плечи, легонько встряхнул и велел:

– Придите в себя! Лира, давайте поговорим.

– Меня зовут Таня, – упорно врала глупышка.

– Вы очень испугались, когда Дубовика убили?

– Да, – всхлипнула дурочка, потом, спохватившись, попыталась исправить оплошность, – ничего не знаю! Кого убили? Где?

– Вы потеряли заколку, – ласково сказал я.

Лира раздвинула пальцы левой руки и посмотрела на меня.

– Какую?

– Эту.

– И где я ее посеяла?

– Да здесь, в подъезде, – солгал я, – зашел, смотрю, под батареей лежит. Вещь дорогая, настоящий «Дмитриес». Она ваша?

– Ага, – прошептала Лира, – спасибо.

– Точно вам принадлежит?

– На днях купила ее за двести баксов, могу чек показать, – закивала Лира, – думала, на улице обронила, очень было жалко!

– Забирайте.

Наманикюренная лапка потянулась к «крабу», утыканному чудовищными стразами. Я быстро отдернул руку.

– Точно свое взять хотите?

– Я не воровка, – ответила Лира, – и уже сказала, у меня чек есть!

– Ладно, тогда объясните, каким образом «краб» очутился около тела убитого Лени в подъезде Дубовика? – спросил я и в упор уставился на девушку.

Врать нехорошо, аксессуар обнаружили во дворе Дубовика, но мне необходимо «сломать» официантку.

Лиру заколотило в ознобе.

– Это не мое!

– Только что вы утверждали обратное.

– Нет, нет, нет, – монотонно забубнила Лира, потом с надеждой воскликнула: – Меня зовут Таня.

– Иванова? – ехидно продолжил я. – Вас послали за вещами?

– Да, да, да, – закивала девушка.

Мне надоела дешевая комедия.

– Лира, пошли к вам в квартиру, берите сумку.

– Зачем?

– Нам надо поговорить.

Неожиданно глупышка повиновалась, она вскочила и юркнула за дверь, забыв про вещи. Я подхватил неожиданно тяжелый баул и поспешил за хозяйкой.

Сразу за вешалкой расстилался длинный извилистый коридор, по обеим сторонам которого тянулись шкафы, набитые книгами. Лира побежала вперед, а я из чистого любопытства скользнул взглядом по корешкам и ахнул.

– Прижизненное издание Пушкина!

– Где? – обернулась Лира.

– Да вот оно. На третьей полке! Неужели вы не знаете, чем обладаете?

Лира подошла ко мне.

– Конечно, знаю. А вот вам откуда известно, что оно прижизненное?

– Был такой известный библиофил – актер и писатель Николай Павлович Смирнов-Сокольский, – пояснил я. – Мой отец тоже увлекался собирательством, но ему было далеко до Николая Павловича. Иногда папа ездил к Сокольскому в гости, брал с собой меня. Если честно, я очень плохо знал хозяина, был слишком юн, когда тот умер. Зато его жену, тетю Соню Близниковскую, я очень любил. Помню, у них были два пса с абсолютно не собачьими именами Сара и Рива. После смерти супруга тетя Соня повесила в кабинете портрет покойного. И вот удивительная вещь: если хозяйка начинала ругать собачек, те сломя голову неслись в рабочую комнату актера и начинали лаять на его изображение. Но увы, все уже давно умерли, и животные, и тетя Соня, нет в живых и моего отца. Однако я очень хорошо помню, как он читал книгу Николая Павловича, в которой тот рассказывал о раритетах своего собрания, показывал мне фотографии томов и говорил об их ценности, культурной и материальной. Потом, учась в Литературном институте…