Дарья Донцова - Мачо чужой мечты

– Рольф – это ты! – выкрикнул он.

Наверное, Юля испытывала к Владимиру чувство, похожее на любовь, иначе по какой причине она раскрыла ему страшную тайну.

Госпожа Чупинина, заведующая отделом культуры, высокоинтеллектуальная особа с высшим филологическим образованием, твердо знавшая, что Камю [12]– это не только марка элитного коньяка, даже щипцами не прикасавшаяся к желтой прессе, надев на себя личину Рольфа, являлась лучшим репортером «Трепа».

Юлия обладала большими связями, ее любили и уважали, Рольфа, с упорством маньяка раскапывающего чужие тайны, ненавидели. И никому не приходило в голову, что Чупинина и мерзопакостный журналюга на самом деле одно и то же лицо.

Постепенно до Володи стала доходить правда. Да, Чупинина была когда-то женой богатого человека, но никакого денежного содержания она теперь не получала, нехилые суммы девушка зарабатывала сама. «Треп» платил репортеру невероятные деньги, да и было за что. Каждый очерк Рольфа становился сенсацией, его долго обсуждали читатели и смаковали коллеги. Измазать человека грязью – в этом виде спорта Чупининой не было равных. Впрочем, многие журналисты собирают богатый урожай на навозных кучах, но Юлю от всех отличало одно: она никогда не писала неправду.

– Где ты раскапываешь сведения? – приставал Володя к любовнице.

– Они носятся в воздухе, – пожимала плечами Юля, – надо просто уметь слышать и видеть. На любого человека можно нарыть компромат, а уж потом твое дело, опубликуешь статью в газете или попросишь выкупить инфу.

– Ты о чем? – поразился Володя.

– Некоторые секреты очень грязные, – пожала плечами Юля, – наделал некий N в молодости глупостей, потом уехал из своего родного местечка в Москву, сменил фамилию, наивно решил: прошлое похоронено навсегда, и живет спокойно. Но ничто не пропадает бесследно. Говорила уже, разуй уши, раскрой глаза. Материал о Феоктистове читал?

– Директоре крупного завода, который в юности убил двух детей?

– Да! Знаешь, как я поняла, что у милого Геннадия Сергеевича не все чисто в биографии? Феоктистов написал книгу, кстати, довольно неплохую, я приехала к нему в качестве литературного критика от «Резонанса», – вводила Юля любовника в курс дела. – Мы сидели в кафе и очень мило беседовали, вдруг один из посетителей со всей дури заорал: «Феликс! Сколько лет, сколько зим!»

Геннадий резко побледнел, обернулся, Юля невольно повторила его движение и увидела, как тучный дядька обнимает и целует белобрысого мужчинку, занимавшего столик у окна. Ситуация не показалась особенной – неожиданная встреча двух приятелей, давно не видевших друг друга. Юля вновь поглядела на Феоктистова и сделала стойку. Директор завода дрожащей рукой схватил бокал с минеральной водой, залпом осушил его, вытер вспотевший лоб платком и неожиданно начал путано оправдываться:

– Жарко как! И душно! Похоже, у меня давление подскочило, извините, Юлечка, поеду домой, прилягу.

Глядя, как Феоктистов метнулся к двери, Чупинина задала себе вопрос: почему директор испытал ужас? Может, у него в самом деле случился гипертонический криз или начался приступ стенокардии? Однако еще несколько секунд назад Феоктистов весело шутил и пытался ухаживать за журналисткой, лицо он потерял после громкого вопля: «Феликс! Сколько лет!» Но отчего он так отреагировал на чужое имя? Он же по паспорту Геннадий?

Юля осторожно потянула за ниточку и аккуратно размотала клубок, правда, ей понадобилось почти полгода, чтобы вычерпать озеро и поскрести ведром по дну, но игра стоила свеч.

Материал, помещенный в «Трепе», взорвался как бомба. Настоящая фамилия Феоктистова была Петровский, и он не Геннадий, а Феликс. Двадцать лет тому назад нынешний директор, тогда молодой парень, убил двух детсадовцев и сумел избежать наказания. Когда за педофилом пришла милиция, сексуальный маньяк растворился в неизвестности, а в Москве появился Геннадий Феоктистов.

Можно было завидовать Юле, смеяться над ее манерой менторски вопрошать в статьях: «Кто накажет преступника?», издеваться над словом «ангел», которое Рольф лепил через каждую фразу, подсчитывать гонорары репортера, злиться и восклицать: «Если такие писаки востребованы, то мир летит в тартарары» – но приходилось признавать: Юлечка обладала зоркостью орла, трудолюбием слона и хитростью обезьяны, она постоянно работала, даже когда лежала на диване и тупо смотрела сериал. В голове у нее вертелись мысли о статьях, и она могла внезапно воскликнуть: «О черт! Теперь понимаю, как построить материал».

Первое время Владимир восхищался любовницей, потом начал испытывать комплекс неполноценности. Он сам не умел найти такую тему, чтобы страна ахнула. Нет, Коэн нарывал сенсации, но они являлись самыми простыми, а не эксклюзивными. Затем Володя начал испытывать еще более сильный душевный дискомфорт, Юля могла подбросить ему тему, походя уронив:

– Займись театром Рогачева: там во время спектакля прямо на сцене отравили актрису, этот факт и администрация, и милиция тщательно скрывают.

Коэн начинал бить ластами и писал хлесткий очерк, за который получал супергонорар и овации от читателей. Обрадоваться на сто процентов ему мешало знание того, что тему дала Юля, бросила крошки с барского стола, сама не занялась делом, оно ей показалось малоинтересным, не заслуживающим ее царственного внимания.

Затем Коэн почувствовал легкую брезгливость. Двуличие Чупининой его поражало, в «Резонансе» она строчила пафосные статьи о судьбах российской литературы, обвиняла писателей так называемого легкого жанра в развращении русского народа, топтала «Желтуху», «Клубничку», «Треп», радела за чистоту слова и затевала дискуссии на тему, имеет ли право человек употреблять нецензурные выражения.

Вернувшись домой, Юлечка хваталась за ноутбук и превращалась в Рольфа, трансформация происходила моментально, и Володю все чаще посещала мысль: Юлия Чупинина – это маска, а Рольф – истинная сущность возлюбленной. Хорошо, что коллеги из «Резонанса», боявшиеся в присутствии всегда одетой в безукоризненный офисный костюм Юлии произнести слово «жопа», не видели, как она дома, нацепив на себя майку с неприличной картинкой и потертые джинсы, матерится сквозь зубы на зависший компьютер.

Иногда Коэн испытывал острое желание поскрести ногтем кожу Чупининой и посмотреть, что там, под ней, покажется кровь или проглянут металлические части робота? Какая она, настоящая Юля? Зачем ей Владимир? Способен ли Терминатор любить? И что для Чупининой главное в жизни?

Правда, ответ на последний вопрос Коэн знал великолепно: основной ценностью для любовницы являлись деньги. Ради крупной суммы Юлечка шла на все, она могла позвонить герою очередного скандального репортажа и предложить: