Дарья Донцова - Мачо чужой мечты

– Добрый вечер, – звонко сказала Руфь и поднялась из кресла.

Я склонился в полупоклоне, с такими дамами, как Гиллер, беседовать нелегко, человек, незнакомый с определенными правилами, моментально сделает кучу ошибок и не сумеет понравиться избалованной особе. Но я вымуштрован Николеттой, мое детство прошло около Маки, Зюки, Люки и Коки. Сейчас я в родной стихии и чувствую себя уверенно.

– Здравствуйте, – улыбнулся я. – Извините за столь позднее вторжение, но ваша бабушка оказалась столь мила, что позволила мне явиться ближе к ночи.

Руфь кашлянула.

– Бабушка? – воскликнула она. – Кого вы имеете в виду?

Я постарался изобразить смущение.

– Простите, нас не представили друг другу, я нарушу этикет и сам назову свое имя – Иван Павлович Подушкин, один из владельцев детективного агентства «Ниро», по совместительству поэт и литературный критик. Позволите присесть и подождать?

– Кого? – наклонила голову госпожа Гиллер.

– Вашу бабушку, – пояснил я, – Руфь Соломоновну Гиллер, у меня дело к ней.

Актриса весело рассмеялась и протянула мне руку.

– Давайте знакомиться, Руфь.

Я осторожно наклонился над надушенной лапкой и продолжал кривляться.

– Вас назвали в честь вашей пожилой родственницы? В нашей семье та же традиция, отец был Павел Иванович, а я Иван Павлович. Какие красивые изумруды! Даже у моей маменьки нет камней столь чистой воды.

Гиллер потрепала меня по щеке.

– Хватит, милый. Право, это уже слишком, я оценила вашу воспитанность. Руфь Соломоновна – это я.

– Не может быть! Простите! Но ваша внешность! Господи, я снова несу чушь! Хотел сказать…

– Ванечка, – нежно проворковала актриса, – не верю, как говорил Станиславский, вы переигрываете. Впрочем, разреши обращаться к тебе на «ты», я в далекие годы… Постой, твоя мама в добром здравии?

– Николетта не так давно вышла замуж.

– Умница, – похвалила Руфь, потом кокетливо погрозила мне пальцем. – Ты же ей не расскажешь?

Я сделал круглые глаза.

– О чем?

Гиллер захихикала.

– Очень давно у нас с Павлом был роман. Впрочем, ни он, ни я не хотели изменений в своей жизни, я была в те годы женой режиссера Валерьянского, а Павлуша не собирался жениться. Ах, молодость! Впрочем, в отличие от многих я не скрываю свой возраст, мне, Ванечка, пятьдесят четыре года!

Я едва сдержал улыбку. Два раза по пятьдесят четыре, вот это ближе к истине. Хотя, следует признать, дама выглядит феерически. Ладно, лицо она подтянула, обколола гелем и намазала тоном, но фигура! Талия у Руфи сантиметров пятьдесят, спина прямая, ох, немало тягот приходится выносить актрисе. Наверное, она много лет сидит на диете и каждый день занимается гимнастикой. Можно считать Руфь Соломоновну безудержной кокеткой, но мне всегда нравились дамы, обладающие силой воли. Разговоры о естественном старении, о том, что женщина должна внешне соответствовать своему возрасту, как правило, ведут лентяйки, не способные к планомерной работе над собой и самоограничению. Дамы вроде Гиллер вызывают у меня уважение, хотя у них иногда случаются проколы с математикой.

– Мы провели волшебное лето, – чирикала Руфь, – незабываемых три месяца, и расстались. Инициатором разрыва была я, умная женщина понимает: мужа на любовника не меняют. Павел был безутешен, сначала звонил, забрасывал меня букетами, потом исчез, но я поняла, что он не смирился с потерей, когда увидела его первую книгу. Вернее, Павлуша и раньше писал, но успеха не имел, а «Месть дамы» стала бестселлером. Так вот, на титульном листе стояло посвящение: «Ей, любимой». Да, Подушкин благородно не указал ни имени, ни фамилии, но все вокруг поняли, о ком идет речь.

Я кашлянул в кулак. Руфь Соломоновна не первая, кто утверждает, что роман, после которого начался стремительный взлет прозаика Подушкина, посвящен ей. Знавал я иных дам, говорящих те же слова, кстати, Николетта абсолютно уверена, что сакраментальная фраза относится к ней. Тот факт, что во время создания опуса «Месть дамы» госпожа Адилье еще не была знакома с писателем, ее не смущает.

– Много всего происходило в моей жизни, – журчала Руфь, – я взлетала, падала, снова поднималась, но мужчины около меня находились великие: режиссеры, писатели, композиторы, художники… Вот состарюсь и напишу книгу воспоминаний, перечислю всех своих мальчиков. А какие фотографии я имею! Ха! Сохранила все! Даже в страшные годы ничего не выбросила, как некоторые. Я, Ванечка, никого не боялась, даже Сталина. Ну что он мог со мной сделать? В лагерь сослать? Знаешь, я имею уникальное фото, стою под руку с Троцким. Ты хоть знаешь, о ком веду речь?

Я кивнул.

– Лев Троцкий, один из организаторов Красной армии, был выслан из СССР за антисоветскую деятельность.

– Вот-вот, – обрадовалась Руфь, – понимаешь, мою книгу сметут с прилавков. Что нахмурился?

Я моментально заулыбался, наверное, не стоит говорить Гиллер о своих мыслях. Сейчас я тщетно пытался вспомнить, в каком году ударом ледоруба убили Льва Троцкого. Вроде в 1940-м! Похоже, Руфи даже больше лет, чем я предполагаю, если у нее имеется фото, на котором дама запечатлена ПОД руку с одним из главных врагов Сталина. ПОД руку может стоять лишь взрослая женщина, ребенка возьмут ЗА руку.

– Говорят, вы дружили с семьей Умер? – я начал осторожно подталкивать старуху к нужной теме.

– Конечно, – всплеснула руками Руфь. – Несчастная Тильда была моей лучшей подругой! Ты знаешь, она ведь урожденная Бонс!

Следующие полчаса актриса заваливала меня абсолютно ненужной информацией о чужой родословной. Первое время я пытался следить за течением беседы, но, поскольку Руфь Соломоновна повела повествование аж с 1412 года, очень скоро я запутался и начал машинально кивать головой, ожидая, пока дама доберется до наших дней. Оставалось только удивляться памяти Гиллер, она сыпала подробностями и деталями с такой четкостью и уверенностью, словно твердила текст не раз сыгранной роли. Руфь не «экала», не говорила растерянно: «Господи, забыла имя!»

Нет, она уверенно называла имя-отчество прапрапрадедушки Тильды, отлично помнила, что он разводил охотничьих собак, а его жена обожала кружевные чепчики.

– Беды преследовали семью, – зудела Руфь, – никто из Бонсов не был счастлив, а еще Тильда вышла замуж за Умера. Знаешь, у них была традиция выскакивать за первого встречного. Правда, Антон…

Я отключился, потом вновь вернулся к жизни и довольно резко перебил даму:

– Вы, похоже, служили добрым ангелом семейства Умер?

– Сильно сказано, дружочек, я изредка помогала Тильде после кончины Антона, – застрекотала Руфь, – Тиля абсолютно не приспособленная, романтическая натура, в ней не было крепкого стержня. Понимаешь, она из хорошей семьи, мама, папа, бабушки обожали девочку, вечно стелили ей на дорогу солому, прикрывали ухабы и ямы. Тильда не привыкла преодолевать трудности, она не умела бороться с жизненными неурядицами, Тиля всегда взывала о помощи, терялась.