Дарья Донцова - Пикник на острове сокровищ

Были и иные странности. В дефолт разорились многие предприятия, а Егор не пошел ко дну. Откуда у него взялись средства? С чего начался его бизнес? Ольгушка продала квартиру, переехала на дачу, дала сыну вырученные за хоромы сумму. Он открыл фирму и… бац, дефолт! Едва оперившееся предприятие легко перенесло удар. Егор быстро разбогател и… выкупил квартиру назад.

Бог мой, может, ничего этого не было? Вдруг они просто разыграли спектакль? Квартиру заперли, сделали вид, что ее продали, а потом вернулись на место, избежав тем самым вопросов приятелей на тему: откуда деньги на открытие фирмы?

Чем больше я думал сейчас о Егоре, тем яснее понимал: деньги у него появлялись словно из воздуха. Может, Дружинин продавал золотой запас? К тому же шрам на руке! Он у Егора точно есть, а Эдита сообщила, что поранился Витя. Значит, Егор на самом деле Виктор Машкин. Но зачем он поменял имя? Где взял документы Егора? Убил ребенка? Утопил его? Один раз он уже прикинулся мертвым и теперь решил повторить уловку? Но тогда почему он подключил к этой истории меня?

Внезапно в голове сверкнула молния, и мне стало все ясно. Я не должен был участвовать в спектакле, попал в состав труппы случайно, из-за того, что сунул в гроб мобильник. Ситуация на самом деле была такая: Егор не собирался ни с кем шутить, он инсценировал собственные похороны, чтобы все решили: Дружинин умер. Он решил бежать, прихватив с собой скифское золото, ему надоели Лена и Ольгушка, опостылела работа. Егор мечтал начать жизнь с нуля, под чужим именем. Исчезнуть, как в детстве, оставив на берегу одежду, он не мог, успешного бизнесмена будут упорно искать. Да и Ольгушка и Лена поднимут шум, станут теребить милицию. Нет, этот вариант Егору не подходил, вот быть похороненным на глазах у толпы – самое то! Теперь ни у кого не возникнет сомнений в смерти господина Дружинина. Егор не желал делиться ни с Леной, ни с Ольгушкой. Юрию Трофимову предписывалось вернуться на погост и отрыть гроб. Но замечательный план рухнул. Дружинин не знал, что Лену и Трофимова связывает страсть. Егор составил завещание, оставил фирму жене. Скажете глупо? Нет. Как бы он получил свое дело, воскреснув под другим именем? Да никак! У Егора есть спрятанное состояние, скифское золото, он растратил небось лишь крохотную часть украденного. Вот поэтому он со спокойной душой отдал бизнес «вдове». Ну согласитесь, было бы подозрительно, если бы он незадолго до своей внезапной смерти продал успешное предприятие и перевел вырученный капитал за границу. А так – все в ажуре.

Но Юра рассказал Лене о планах мужа, дескать, тот «воскреснет» и сбежит, а потом найдет способ отнять у «вдовушки» завещанное. Про скифское золото Трофимов и слыхом не слыхивал. И влюбленная парочка решает: что умерло, то умерло. Егора оставляют в могиле.

И тут в дело вмешался я. Вот почему Егор велел мне молчать о воскрешении и быстро искать Трофимова. Дружинин хотел лично наказать обманщика, наверное, лежа в гробу, приятель сопоставил кое-какие факты и сообразил: Лена и Юра – любовники, решившие, что им для счастья хватит бизнеса «покойного».

Тут мои мысли засбоили. Минуточку! А почему Лена оказалась в той больнице, где лежит Егор? Может, она шла к мужу? Кто ей сообщил о местонахождении Дружинина? Да он сам!

Егор обманул меня, прикинулся больным, хотя, может, и впрямь заработал воспаление легких, вызвал к себе Лену, отравил ее и… и… теперь он должен… Что?

В полном изнеможении я начал искать мобильный. Ну куда он мог подеваться? Нужно позвонить многим людям, в частности Ольгушке, задать ей пару вопросов. Где аппарат?

Пот тек по лицу, я постарался взять себя в руки. Спокойно, Иван Павлович! Не дергайся, попытайся сообразить, когда видел мобильный в последний раз? И тут меня осенило! Конечно! Вот я, Владимир Иванович и маменька сидим в «Лобстерхаусе», Николетта хватает со стола мой мобильный и недовольно ворчит:

– Фу! Дешевая поделка! Когда приобретешь достойную вещь?

Я вяло отбиваюсь, маменька кладет мой аппарат возле своей тарелки, вынимает пудреницу, производит текущий ремонт мордочки и начинает цепляться к официанту. У Николетты, не сумевшей добыть из автомата вожделенного зайчика, отвратительное настроение. Продолжая ругать халдея, маменька сует пудреницу в сумочку, потом… потом машинально запихивает туда мой телефон.

Я потряс головой, придется ехать к Николетте, выручать сотовый, в нем обширная записная книжка. Я давно собирался сделать копию, перенести номера на бумагу, а то посеешь мобильный и потеряешь контакты, но все недосуг было.

…Дверь в квартиру Николетты оказалась незапертой. Я этому удивился, вошел в прихожую и заметил кучу верхней одежды. У маменьки собрались гости.

Меньше всего мне хотелось сталкиваться с Зюкой, Кокой, Люкой, Макой, Пусиком и, расточая комплименты, пить с ними чай.

– Это ужасно, – достиг моих ушей вопль маменьки, – я вряд ли сумею пережить произошедшее. Он меня покинул! Бросил! Одну! Горе! Горе! Горе!

Испугавшись окончательно, я пугливым сайгаком заскочил в маменькину спальню. Вот оно как! Владимир Иванович удрал от молодой жены, сейчас у маменьки истерика, а заклятые подружки пытаются ее утешить.

– Это ужасно! – кричала Николетта.

Ее опочивальня прилегает к гостиной, вернее, когда-то это была одна огромная комната, потом в ней соорудили стенку из гипсокартона. Поэтому слышимость осталась прекрасная. Николетту это вполне устраивает. Иногда она в самый разгар вечеринки потихоньку удаляется к себе и подслушивает, какие гадости говорят об отсутствующей хозяйке гости. Вот и я сейчас стал невидимым свидетелем беседы.

– Нико, не плачь! – вещала Кока.

– Ужасно! Я умираю!

– Милая, у тебя покраснеют глаза, – предостерегла Зюка, – в конце концов, он уже не молод, это вполне естественный исход!

– О нет! Нет! – стенала маменька.

– А что ты наденешь на похороны? – поинтересовалась Люка.

Я вздрогнул: кто-то умер?

– Не знаю, – прекратила ныть Николетта, – может, красное с вуалью? Или розовое, со шляпкой.

– Нико! Погребение предполагает черное, – с легкой укоризной заметил Пусик.

– Мне этот цвет не идет, – отрезала маменька, – никогда его не ношу, он бледнит!

– Если с зеленым шарфиком, то ничего, – посоветовала Мака.

– Гадость! – взвилась маменька. – Шарфик! Пошлость! Еще предложи сумочку и туфли в тон.

– Жемчуг! – сказала Кока. – Мило и достойно.

– Только бриллианты! – взвизгнула Николетта. – Дорогой! Мне нужно колье! Из больших камней! И надо составить список гостей, и еще пресса, камера! Ясно?

– Конечно, – прогудел Владимир Иванович.

Я впал в недоумение. Сначала грешным делом я решил, что муж удрал от маменьки прочь, затем подумал, будто он скончался в одночасье. Однако сейчас слышу его вполне бодрый голос.