Дарья Донцова - Бриллиант мутной воды

Нора думала преподнести сюрприз, просто положить на стол связку ключей и купчую, но потом все-таки решила, что квартиру должна выбирать хозяйка, и поговорила с Акоповой. А та наотрез отказалась, воскликнув с обидой:

— Не хочу, чтобы наша дружба омрачалась денежными расчетами.

Нора поняла свою ошибку и больше никогда ее не повторяла. На дни рождения и праздники она не дарит подружкам дорогие подарки, приносит милые сувениры, чаще всего копеечные.

Правда, квартиру Акоповой она все-таки пробила. Поговорила в муниципалитете с людишками, отвечающими за распределение жилплощади, раздала немаленькие взятки чиновникам… В результате Акоповы получили от государства четырехкомнатные хоромы с огромной кухней. Марина, стоявшая в очереди на улучшение жилья больше десяти лет, ничего не заподозрила. Один из ее детей астматик, а муж, доктор наук, имеет право на дополнительные метры. Акопова до сих пор рассказывает всем, что и в нашем государстве может победить справедливость, но я-то знаю, кто «подмазал» рельсы, по которым прикатил к ней вагон счастья.

Помогла Нора и Свете, когда ее дочь решила поступать на юрфак МГУ. Наученная ситуацией с жильем Марины, моя хозяйка обстряпала дело тайно, просто-напросто заплатив пронырливой тетке-преподавательнице, обещавшей, что девочка всенепременно попадет на первый курс. Так и вышло. Танечка получила на вступительных экзаменах сплошные пятерки, и Света без устали нахваливала дочь.

Нора помолчала пару секунд и добавила:

— Поплакав от души, Соня неожиданно сказала: «Знаешь, когда ситуацию изменить нельзя, с ней следует примириться. Я приняла решение».

— Какое? — поинтересовалась Нора.

— Если буду продолжать противиться браку, то потеряю сына, — печально ответила подруга, — ночная кукушка дневную перекукует. Николаша уйдет к этой особе, и все. Нет, теперь я изменю свое поведение. Сделаю вид, что люблю Беату, может, и впрямь привыкну к ней, хотя она явно не пара моему мальчику, возраст очень смущает, да и развод за плечами.

— Может, это и неплохо, — спокойно сказала рациональная Элеонора, — обожглась на молоке, начнет дуть на воду. Зачем Николаше двадцатилетняя свиристелка? Готовить не умеет, домашнее хозяйство никогда не вела, профессии не имеет… Станет ждать, что муж ей в кровать кофе таскать начнет. Тебе хочется посадить себе на шею еще один рот? А Беата самостоятельная женщина, вполне состоявшаяся, нормально зарабатывающая, скорей всего понимающая, что брак — это не только бурные семейные радости, но и нудные хозяйственные обязанности. Знаешь, на твоем месте я бы радовалась, а не плакала. И потом, ты столько раз твердила о своей всепоглощающей любви к сыну, что сейчас странно наблюдать твое поведение.

— Почему? — удивилась Соня.

— А как ты понимаешь любовь? — вопросом на вопрос ответила Нора. — По-моему, если испытываешь к человеку глубокие чувства, то сделаешь все ради его счастья. Николай полюбил эту женщину, и ты должна к ней хорошо относиться. Зачем создавать сыну лишние трудности. Представляешь, как ему трудно метаться меж двух огней? На мой взгляд, ты сейчас демонстрируешь не материнскую любовь, а глубокий эгоизм и собственнические чувства.

Соня швырнула трубку, а Нора расстроилась. Наверное, не следовало так резко разговаривать с подругой. Но через полчаса телефон снова зазвонил, и из трубки донесся нервный голос Сони:

— Нора, ты права. Я вела себя, как дура! Надо немедленно исправлять ситуацию, надеюсь, еще не поздно! Сейчас же беру серьги Калерии Сергеевны и еду к Беате. Отдам ей украшение, скажу, что они переходят в нашей семье от матери к дочери, обниму ее, попрошу прощения, предложу дружбу. Как ты думаешь, она пойдет на контакт?

— Конечно, — обрадованно воскликнула Нора, — очень правильное решение!

— Мне так жаль, что Николаша стал взрослым, — пробормотала Соня.

— Ничего, — засмеялась Элеонора, — небось скоро получишь младенца и снова будешь счастлива.

— Все, все, — затараторила Соня, — уже несусь.

— Лучше завтра, — посоветовала Нора.

— Нет, только сейчас, — заявила подруга и отсоединилась.

— Ну и о чем это свидетельствует? — осторожно осведомился я, видя, что Нора замолчала.

— Она поехала к Беате с огромным желанием наладить хорошие отношения, даже дружбу. Соня никак не могла убить невесту Николаши, — отрезала Нора.

— Вы не правы, — покачал я головой. — Желаемое — это одно, а действительность — совсем другое. Небось вошла в квартиру, полная светлых чувств, а потом разгорелся скандал!

— Беату убили во вторник, — напомнила хозяйка, — между девятнадцатью и двадцатью, а Соня приезжала к ней накануне. Ты когда-нибудь видел серьги Калерии Сергеевны?

Я кивнул. Конечно, единственная драгоценность, имевшаяся у Сони, — это дорогие подвески с бриллиантами редкой чистоты. Они достались ей от матери, и даже в самые тяжелые, голодные годы Соня не продала их. Впрочем, она редко надевала украшение.

— Вот, — протянула мне Нора ключи, — поезжай, посмотри.

— Куда? — удивился я.

— На квартиру к Беате.

— Зачем?

— Внимательно осмотрись там, меня интересует, лежат ли где-нибудь серьги Сони. Судя по всему, квартира несчастной невелика, особо тайных мест там не будет.

— Но…

— Собирайся.

— Дверь, скорей всего, опечатана.

— И что?

— Как же я войду?

— Ваня, — ухмыльнулась Элеонора, — «печать» — это всего лишь полоска бумаги, оторви — и вперед.

Я только покачал головой. Конечно, Элеонору подобное препятствие не остановит, но для меня оно представляется значительным, потому что я законопослушный гражданин, хотя… Пару раз и мне приходилось совершать предосудительные поступки. Я посмотрел на связку ключей и запоздало удивился:

— Откуда они у вас? Неужели Беата дала? Когда и зачем?

Нора рассмеялась:

— Нет, конечно, я никогда не видела эту девушку.

— Но ключи?

— Это отмычки. Какая-нибудь обязательно подойдет. Скорей всего, на двери там самый простенький, примитивный замок.

Я уставился на изогнутые железки.

— Это же противозаконно.

— Действуй, Ваня, — велела хозяйка и, не слушая моих возражений, выкатилась в коридор.

Сами понимаете, что мне пришлось подчиниться.

Жила Беата в не слишком приятном месте, в пятиэтажке первого образца, в доме, который явно был предназначен на снос. Единственное преимущество жилья было в тишине. Здание стояло вдали от больших магистралей, в глубине квартала, и летом тут, наверное, было как на даче. Но сегодня, накануне Нового года, пейзаж выглядел уныло. Как всегда, перед самым радостным праздником потеплело, снег мигом исчез из дворов, превратившись в серо-черную грязь, деревья стояли голые, покосившаяся лавочка у подъезда пустовала. Перед домом не было ни единой живой души: не гуляли собаки, не кричала ребятня, не сплетничали старухи. В промозглый, сырой день все предпочитали сидеть дома, пить чай. Только в самом дальнем углу развевалось на ветру чье-то белье: ситцевые застиранные пододеяльники и наволочки, устрашающего размера розовые атласные лифчики, необъятные панталоны и бесчисленное множество детских разноцветных колготок.