Дарья Донцова - Фейсконтроль на главную роль

– Что ж ты творишь, иродова дочь? – запричитала Матренкина, выходя следом.

– Это только начало! – азартно пообещала девушка. – Вернусь и подожгу тебя, суку, будешь со своим батюшкой в навозной куче спать. Там тепло, к вони привыкнешь!

Красавица смачно плюнула на пол и убежала.

– Нет, ты видела? – всплеснула руками Лариса. – И как с такой бороться?

– Надо участкового позвать, – предложила я. – Пусть составит протокол, имел место факт откровенного хулиганства.

Матренкина взяла стоявший в углу веник.

– Охо-хо, грехи мои тяжкие… На внучку жаловаться не пристало, сама ее накажу. Еще понадобится ей бабушка, прибежит денег просить!

– Это ваша внучка? – поразилась я.

– Наташка, – кивнула старуха. – Без отца росла, ремня не пробовала.

– За что же она так на вас обозлилась? – продолжала недоумевать я.

Лариса неожиданно рассмеялась и села на табурет.

– Приехала погостить, да не одна, с женихом на мотоцилке. Кабан страшный! Волосы до плеч, бородища лопатой, весь в железных перстнях, на шее крест висит огромадный, сам в черном. И курит, и пьет, и за девками ухлестывает. В Киряевке молодых нет, зато в Лаптевке и Уськине полным набором малина. И что же Павлуха придумал? Вечером Наташке стакан выпивки нальет – пей, невеста, до дна за наше будущее семейное счастье! Натка хлобысь и на бок. Спит, сопит, а будущий муж через окошко на мотоцикл и гульбанить!

– Мда, – крякнула я, – некрасиво.

– Я бы в их жизнь не полезла, – вздохнула Матренкина, – но слух побежал нехороший, про отца Иоанна. Он святой человек! Матушка у него приболела, в больнице лежит, так он к жене каждый вечер ездит. А у батюшки мотоцикл, борода, и он тоже в темное одевается. И начал народ шуметь, мол, матушка в клинике, а муж ее по девкам шастает. Видят же: мотоцикл несется, рулит им мужчина с волосами, крест на груди, борода по ветру, сзади прошмандовка сидит. Кроме отца Иоанна у нас тут таких нет, а про Павла Наташкиного никому не ведомо. И ведь я антихриста по-человечески попросила: «Либо уезжай восвояси, либо не буянь, священнику репутацию замазываешь». А он конем заржал и свое продолжать. Пришлось с ним разобраться.

– Вы наказали байкера? – усмехнулась я. – Поставили в угол?

Матренкина склонила голову к плечу.

– Бороду ему отрезала. Павел с торжища пришел и к Наташке под бок дрыхнуть завалился. А я его побрила. Пусть теперь по округе катается, никакого ущерба отцу Иоанну не учинит. Вот мы и поругались с внучкой.

Я засмеялась.

– Здорово!

– У девчонки другое мнение, – развеселилась Лариса. – а ты чего пришла? Где-то я тебя видела…

– У Лаврентьевых, в тот день, когда вас Валентина к своим хозяевам привела.

– А-а-а, – протянула Матренкина. – Уж не молодая она, да глупая, в чепуху верит, про привидения говорила. Вальке хорошо чаю попить, с мелиссой, а еще лучше хозяйством заняться, а то грязно в доме, пыль на буфете и полы не метены.

– Вы у нее ожоги видели? – без предисловий спросила я.

– Тебе зачем? – ушла от ответа старуха.

Я заколебалась. Можно ли рассказать бабушке правду? Очевидно, раздумья отразились на моем лице, потому что Матренкина серьезно добавила:

– С другими бабками я не сплетничаю, некогда мне. И секреты чужие уважаю, иначе никто в дом не позовет, заработка я лишусь. Я, милая, черта изгонять умею, а за такое дело не всякий батюшка возьмется. Вера должна быть крепкой, незыблемой, чуть засомневаешься – и дьявол тебя одолеет. Говори, не сомневайся, вместе с бедой справиться легче.

Несмотря на суровый внешний вид и довольно грубый голос, Матренкина производила самое положительное впечатление. В особенности подкупали глаза старушки – они не выцвели от прожитых лет, сохранили ясность и блестели, как у юной девушки.

– Только не сочтите меня за сумасшедшую, – предупредила я, пытаясь удобно устроиться на жестком колченогом стуле.

– Я наслушалась разных историй, удивить меня не сумеешь, – сказала Лариса.

– Бесполезно про ушедшее время в учебниках читать, – подытожила старуха, когда я затихла, – правды не узнать. Профессора по книгам ориентируются, да только их люди кропают, себя приукрасят, других черным обмажут. Один другому сказал – приврал, второй третьему – напутал, и понеслась карусель, где ложь, где правда, не поймешь, семь дней вилами не разгрести. Чего уж там про древний мир говорить, если и про прошлый век уже истины не найдешь. А ведь сами тогда жили, да все забыли. Я Софью Скавронскую помню.

– Да ну? – восхитилась я.

– Что ж тут странного, – протянула Матренкина. – Сколько мне, по-твоему, лет?

– Сто, – с ходу ляпнула я.

– Тю, дура! – тихо засмеялась старуха. – Хотя, спасибо, от души мне долголетия пожелала. Но, надеюсь, Господь раньше меня приберет. Семьдесят пять я в нонешнем году отсчитала. А Скавронская в девяностых померла, вот той точно сто годков стукнуло. Только она ведьмой никогда не была, колдуньей тоже, ее до конца сороковых годов в Киряевке очень уважали, хоть и чопорная была старуха. Пошли в избу, чаю попьем…

Лариса легко встала и вошла в дом. Я посеменила за ней, миновала длинный темный коридор, отодвинула цветастую занавеску и попала в удивительную для сельской старухи комнату. Никаких ковров на стене, комодов, прикрытых кружевными салфетками, диванов с гобеленовыми покрывалами и домотканых дорожек.

Посреди квадратной комнаты лежал пушистый ковер теплых коричнево-розовых тонов, у окна стоял старинный письменный стол с древними бронзовыми чернильницами и подставкой для ручки с открытым пером. Здесь же была лампа в виде античного бога (вещь определенно ценная, конца девятнадцатого века). Но больше всего меня удивили книги – их тут было несметное количество, они теснились на полках, лежали на подоконниках, на уютном диване, в двух глубоких креслах и даже на полу.

– Ты тут обожди, – приказала Лариса и ушла на кухню.

Я села в кресло и взяла одно издание. «Имя Розы» Умберто Эко. Следующая книга оказалась еще интересней, она принадлежала перу великого японца Кобо Абэ. Если эти произведения читает Матренкина, то у нее хороший вкус и, очевидно, прекрасное образование. Я встала и подошла к полкам, висевшим в простенке между окнами. Ну надо же, здесь медицинская литература, всякие справочники, как у моей подруги, хирурга Оксаны, пособия по лекарственным травам. Дальше – больше. На столе высится стопка книг, среди незнакомых мне авторов я заметила фамилии Флоренского и Блаватской. Я пыталась некогда ознакомиться с трудами Елены Великой, но, если честно, не смогла их осилить, абсолютно ничего не поняла. А Лариса, видно, постоянно обращается к сочинениям «королевы эзотерики» – толстая книга пестрела разноцветными закладками.