Дарья Донцова - Чудовище без красавицы

– Тут много таких, – ответила Галя и уставилась на экран. – Точно, Федулова Елена Игоревна, группа девять, мастерская профессора Зыкина Маврикия Маргиленовича.

– Как вы сказали? – удивилась я. – Зыкин Маврикий Маргиленович?

Галя засмеялась:

– Здоровское имечко, да? Сразу и не выговорить, жуть! И ведь злится, если кто путается. А что такого, коли язык сломать можно. Вон на кафедре рисунка работает Хабибуллин Модрузин Нудриддинович, и что? Сделали из него Михаила Николаевича, он не обижается, ясно же, нормальному человеку такое ни за какие пряники не выговорить. Кстати, Маши в этой группе не было, а Кати даже две. Виноградова с Куликовой…

– А есть их координаты?

– Конечно, – ответила Галя, – только сведения за 1997 год, они дипломы позащищали и ушли…

Я посидела еще минуть десять, жалуясь на мифическое начальство, потом убежала, сунув в сумочку бумажку с телефонами и адресами. Путь лежал в супермаркет «Победитель». Вы скорее всего встречали эти магазинчики с яркой сине-красной вывеской… Сейчас, когда продуктами не торгует только ленивый, хозяевам приходится пускаться на всяческие ухищрения, чтобы заманить покупателей. Вот в «Гаргантюа» сделали для посетителей бесплатные туалеты, в «Кругозоре» дают всем кофе, правда, отвратительный, растворимый, зато совершенно даром, а в «Победителе» поставили у касс телефонные аппараты – звони сколько душе угодно! Но есть маленький нюанс, все эти блага доступны лишь покупателям магазинов, не посетителям, которые вошли просто полюбопытствовать, а дорогим, любимым клиентам, оставившим в кассе денежки…

Войдя в «Победитель», я схватила с полки стаканчик самого дешевого йогурта и подошла к кассирше. Женщина мило улыбнулась:

– Четыре двадцать.

Я расплатилась, взяла чек и отправилась к кабинкам. Сидевшая возле них служительница мельком бросила взгляд на маленькую бумажку, где стояло «Спасибо за покупку», и ничего не сказала. Я вошла в будочку, села на стул и принялась терзать аппарат. У Кати Виноградовой отозвался дребезжащий мужской голос:

– Да!

– Можно Катю?

Человек помолчал, потом сдавленно поинтересовался:

– Какую?

– Виноградову, художницу, – спокойно уточнила я, совершенно не волнуясь.

Наверное, коммунальная квартира, или вообще телефон не домашний, а может, в семье просто несколько женщин, носящих такое отнюдь не редкое имя…

– Ее нет, – пояснил парень, кашляя.

– А когда позвонить лучше?

– Ее совсем нет, – заходился собеседник.

– Как совсем? – оторопела я. – Уехала? Куда? Надолго?

– Навсегда, – отозвался мужик.

Я окончательно растерялась:

– Что вы имеете в виду?

– Катя умерла.

– Как?! Когда?!

– Недавно, – снова закашлялся юноша. – Отчего?

Из трубки доносилось только хриплое дыхание.

– Простите, – наконец выдавили из себя на том конце провода, – а вы кто?

– Ее знакомая, Виола Тараканова, вот хотела Кате работу предложить, у нас на фирме художник требуется…

Вновь повисло молчание, потом парень спросил:

– А вам женщина нужна? Мужчина не подойдет?

– Ну, – протянула я, – смотря какой…

– Хороший, – быстро ответил юноша, – не сомневайтесь, не конфликтный, не пьющий…

– Это вы?

– Я.

– Простите, а кем вы приходитесь Кате?

– Мужем.

– А работы ваши посмотреть можно?

– Сколько угодно, – оживился юноша, – куда привезти?

Я глянула в бумажку. Волоколамское шоссе, дом два, корпус три…

– Если разрешите, я сама к вам заеду, буду в районе вашего дома около пяти…

– Конечно, конечно, – засуетился парень. – Кстати, меня Федором зовут, Федор Лузгин.

– Очень приятно, – ответила я.

Где-то без пятнадцати пять я вылезла из троллейбуса возле гигантской башни, на самом верху которой реяла вывеска «Гидропроект». Дом два оказался в нескольких шагах, корпус три устроился прямо за огромным серым домом.

Поеживаясь от ледяного ветра, я пошла искать нужный подъезд. Говорят, когда архитекторы прокладывали Ленинградский проспект, который возле здания «Гидропроекта» раздваивается на два шоссе – Волоколамское и Ленинградское, – они хотели сделать его «изломанным», чтобы ветер «гасился» о стены домов, но Сталину идея не пришлась по душе. Вождь народов просто положил на карту линейку и провел линию, сказав кратко:

– Сделаем так, товарищи!

Спорить с Иосифом Виссарионовичем, естественно, не решились. Руководство приняли к действию. Проспект прорубили по «чертежу» главного человека страны, и теперь здесь всегда дикий ветер, даже тогда, когда в остальных частях Москвы тишь да гладь, а сильней всего задувает как раз тут, в месте разделения проспекта.

Уж не знаю, правда или нет эта байка про градостроительные причуды Сталина, но если припомнить характер господина Джугашвили, то она сильно смахивает на подлинную историю. Хотя то же самое рассказывают про царя, строившего железную дорогу Санкт-Петербург – Москва.

Лузгин жил в необычной квартире. Скорее всего тут раньше располагался чердак, который предприимчивые хозяева оборудовали под жилье. Уже в прихожей чувствовалось, что здесь обитают люди, воспринимающие мир нетрадиционно…

Потолок оказался черным, а стены ослепительно белыми, белыми – в голубизну… Тут и там висели картины, но не простые, ясные и понятные – пейзажи, натюрморты, портреты, – а нечто этакое, сплошная абстракция. Ломаные линии, круги, точки… Мебель состояла из гнутых железок, на которых валялись цветастые подушки, стол держался на одной ноге, в углу находилось нечто, больше всего похожее на мешок с картошкой, но ярко-зеленого цвета… А пол укрывали ковры, такие же черные, как и потолок…

Я бы не захотела жить в подобном месте, слишком голо и как-то холодно. Наверное, у меня полностью отсутствует художественный вкус, но наша гостиная, заставленная велюровым диваном и глубокими, мягкими креслами, так и манит к уютному времяпрепровождению под пледом с книгой в руках… А у квартиры Лузгина вид словно у операционной. В особенности вон тот торшерчик напоминает бестеневую лампу.

Чтобы сразу расставить точки над «i» и отбить у Федора всякую охоту проситься на работу, я заявила:

– Наша фирма занимается упаковкой. Этикетки для консервных банок, дизайн картонных коробок, рисунки на оберточной бумаге…

Честно говоря, я ожидала, что парень скривится, но он с жаром воскликнул:

– Отлично, это я могу.

– Зарплата в первый год маленькая, всего три тысячи.

– Хорошо, – не дрогнул Федор.

Пришлось подъезжать к нему с другой стороны. Осторожно сев в кресло и чувствуя, как подо мной ходуном ходят железяки, я заявила:

– Наша фирма принадлежит господину Гесслеру.

– Я не антисемит, – быстро сообщил Лузгин.