Елена Логунова - Брак со стихийным бедствием

Тут я вспомнила, что эта похвальная привычка к добру не приводит, Венику Орлову через мой сапожный блеск обломились не нуждающиеся в гуталине белые тапки.

– Но помыть-то обувь можно было? – непримиримо прошептала я.

Странная, в самом деле, процедурная сестра! Пришла в палату к больной в грязной уличной обуви – и схватилась за капельницу! А как же стерильность? И вообще, медицинский персонал обязан находиться на рабочих местах в спецодежде и сменной обуви, каких-нибудь удобных тапочках, за которые сапоги на каблуке никак не канают!

Рассердившись, я плюнула на конспирацию, по-пластунски проползла на локтях в обход разгневавших меня сапог и вынырнула из-под кровати, как чертик из коробочки.

Медсестра оказалась невысокой стройной женщиной, лицо которой было невозможно разглядеть за стерильной маской и очками, закрывающими просвет между маской и нижним краем форменной шапочки. При моем эффектном появлении она испуганно ахнула и неосторожно толкнула штатив капельницы. Стеклянные бутылочки задребезжали, прозрачная трубка дернулась.

– Тихо! – сказала я, протягивая руку, чтобы поддержать пошатнувшуюся конструкцию.

И замерла, увидев, какой странной процедурой занята медсестра-сапожница. Из большого десятикубового шприца она вливала прямо в проколотую трубочку какое-то лекарство.

– Что это вы делаете? – с подозрением спросила я.

– То, что доктор прописал! – оправившись от испуга, хамовито пробухтела медсестра сквозь приглушающую ее голос маску. – А что здесь делаете вы?

Это был закономерный вопрос и справедливый намек на то, что я лезу не в свое дело, но я не стушевалась, наоборот. Я уперла руки в бока в незабываемой манере Матрены Афиногеновны Набалдашкиной, набычилась и пошла на нерадивую медработницу грудью:

– Вы почему это пришли в палату в грязной уличной обуви? Вот как занесете какую-нибудь заразу, у больной начнется осложнение, и кто будет за это отвечать, а?

– Тихо, тихо! – Медсестра оглянулась на дверь, сунула свободную от шприца руку в карман, а потом протянула ее ко мне.

Я подумала, что это жест примирения, и не сразу поняла, что она держит в руке. А когда поняла, было уже поздно: портативный электрошокер ударил меня красивой синей молнией, и я с некрасивым хрипом свалилась на пол, прямо к немытым сапогам фальшивой медсестры.

Предводитель граблов был повержен. Он лежал на испещренной метеоритными воронками мертвой планете, раскинув трямпы и устремив затуманенный взор к небесам, а победоносный Козявский попирал его грудь ногами в грязных уличных космоступах. Я одобряла Козявского, но жалела головоногих граблов, как родных. У меня с ними было немало общего! С мыслящими инопланетными граблами, а также с неразумными земными осьминогами, морскими звездами, медузами, слизняками и даже c совершенно бессмысленным свиным холодцом меня роднило полное отсутствие крепкого внутреннего скелета.

Все кости из моего тела куда-то пропали. Аморфной желейной массой я помещалась на полу, раскинув тря… то есть руки, и устремив затуманенный взор к потолку. В отсутствие опорно-двигательного аппарата я не могла пошевелить конечностями, хотя чувствовала, что с одной из них – конкретно, левой верхней – как раз в этот момент что-то происходит. Что именно, я увидела, когда мне с большим трудом удалось скосить глаза.

Коварная медсестрица, электрическим разрядом превратившая меня в полумертвого грабла, склонилась надо мной со шприцем. Складывалось впечатление, что она собирается оказать мне скорую медицинскую помощь, от которой я предпочла бы отказаться. Кто эта женщина и чего она хочет, я не знала и всерьез опасалась, что уже не узнаю. Просто не успею! Сейчас эта эскулапочка вколет мне какую-то гадость, и я прямо из больничной палаты перемещусь на небеса или где там находится рай для граблов и им подобных бескостных сапиенсов.

Немного радовало только одно: медсестре придется очень постараться, чтобы сделать мне внутривенный укол. У меня вены, как дороги на автомобильной карте России: теоретически они есть, а на практике найти их крайне сложно.

Укола я пока не почувствовала, но рука уже болела. Похоже, негодяйка чем-то туго перетянула ее выше локтя. Боль становилась сильнее, но я этому даже порадовалась, решив, что восстановление чувствительности – верный признак того, что я постепенно прихожу в норму. Пожалуй, еще минутка, и руки-ноги начнут меня слушаться!

Я подняла глаза выше белой шапочки медички и мысленно воззвала к небесам, обращаясь по экстренной астрально-ментально-космической связи к своему ангелу:

– Помоги!

В этот момент меня хватило только на короткую и ясную реплику по существу, хотя при случае я сказала бы своему нерасторопному ангелу немало теплых слов. Спит он там, что ли?! Или всех херувимов, серафимов, ангелов-хранителей и прочих небесных пернатых разом скосил куриный грипп, так что за меня совершенно некому заступиться?!

Мысленно я горестно восплакала, и это неожиданно возымело действие. Силы небесные растрогались, устыдились и ниспослали затребованного ангела!

Он медленно и величаво восстал за спиной склонившейся надо мной медсестры – большой, белый, с просторными складчатыми крыльями – и воздел руку с короткой темной дубинкой. Изумленная, я еще успела подумать, что на небесах, видно, и впрямь имеется острая нехватка полевых работников, потому что ангела мне прислали какого-то совершенно не профильного – не хранителя, а инспектора! Может, при жизни на земле он был гаишником?

– Палка, палка-выручалка! – истово, как молитву, прошептала я.

В следующее мгновение дежурный ангел простер поднятую руку над головой медсестры и резким движеним без замаха прицельно опустил свой жезл на белую медицинскую шапочку.

– А… – бессмысленно сказала женщина в белом.

– Да-да, аминь! – договорил за нее добрый ангел.

Медсестра выронила шприц и упала мне на ноги. Почувствовав боль в коленках, я напрягла их и сумела согнуть, бесцеремонно стряхнув жертву ангела-инспектора на голый пол.

– Ты в порядке? – спросил инспектор, озабоченно глядя на меня сверху вниз сияющими зелеными глазами.

Пухлые щеки и все три ангельских подбородка взволнованно вздрагивали, я засмотрелась и забыла ответить. Тогда ангельский голос, показавшийся мне знакомым, спросил:

– Кто такая эта тетка? Может, зря я огрела ее колбасой?

– Чем?!

Я сильно удивилась и часто заморгала, в результате чего мой затуманенный взор прояснился до нормы и зрение улучшилось настолько, что я смогла как следует рассмотреть своего ангела-спасителя со снаряжением и замашками омоновца.

Босиком, в просторной батистовой ночнушке с рукавами, с надкусанной палкой сырокопченой колбаски в кулаке надо мной стояла моя дорогая и любимая подружка Ирка. Я глубоко вздохнула и не нашла ничего лучшего, как сказать: