Галина Куликова - Если вы не влюблены

Наумкин снял очки и стал тереть уставшие глаза. Уже две недели, не разгибая спины, он разбирал семейный архив Батуриных. Род Батуриных издавна гнездился в этих местах, исправно поставляя государю гвардейцев и высокопоставленных чиновников, а высшему свету – завидных невест.

У Бориса Леонидовича уже голова шла кругом от бесконечных бумаг с орлами, прошений, дарственных, закладных, личных дневников, детских рисунков, тетрадок с выполненными более ста лет назад уроками, девичьих альбомов, и, естественно, многочисленных писем. Сейчас он заканчивал чтение уже седьмого письма, извлеченного им из наугад взятой пачки писем. Пачка эта лежала в одной из картонных коробок, была аккуратно перевязана красивой красной лентой и украшена замысловатым бантом. Под ленту был втиснут квадратик желтоватой плотной бумаги, на которой крупным детским почерком было написано – «От папеньки».

Наумкин уже выяснил, что письма эти писал Андрей Иванович Батурин своей младшей дочери, десятилетней Елизавете. Судя по количеству писем и их тону, она была его любимицей. Андрей Иванович проходил курс лечения в Италии, видимо, тяготился своей праздной жизнью и очень скучал по дому и дочери.

«Море ему надоело, пляжи утомили, – грустно размышлял Борис Леонидович, наливая воду в чайник, чтобы приготовить себе шестую за этот день чашку кофе. – Мне бы его возможности, так я бы год в этой Италии ракушки и тычинки с пестиками собирал».

Откровенно говоря, читать эти письма Наумкина было даже интересно. Его чисто по-человечески тронули нежные отцовские чувства Батурина, а судя по тому, как любовно дочка хранила его письма, она отвечала отцу взаимностью.

Борис Леонидович планировал еще сегодня закончить с этой перепиской, так как на завтра у него была приготовлена пачка каких-то банковских счетов, векселей и прочей бухгалтерии. Отодвинув чашку, он вздохнул и вытащил из конверта очередное послание.

«Моя дорогая Лизанька! Очень по тебе соскучился, но мне еще придется здесь пожить, чтобы окончательно выздороветь. Однако надеюсь, что к Рождеству все-таки вернусь домой. Хочу рассказать тебе одну занятную историю, которая произошла со мной несколько дней назад. На окраине городка есть маленькая лавочка, где я иногда покупаю всякие мелочи. Хозяин ее – маленький, морщинистый старичок с большим носом, который всегда ходит в смешной зеленой шляпе с огромными полями. Очень похож на Карлика Носа из сказки твоего любимого Гауффа. Иногда он проходит мимо, когда я рисую, останавливается и смотрит. Однажды он спросил меня, не художник ли я, и почему я рисую только растения, а не людей, животных, или море. Ты ведь знаешь, моя девочка, что итальянский мой не настолько хорош, чтобы изъясняться свободно. Но я постарался объяснить ему, зачем я это делаю. Рассказал про тебя, про то, как ты собираешь разные цветочки для гербария, а я хочу тебе помочь и привезти из Италии такие растения, которых не найти у нас в России. Показал ему несколько собранных в этот день цветков. Сказал, что если не могу засушить для тебя растение, то делаю его рисунок, который также можно поместить в альбом. Он слушал меня внимательно, качал головой, цокал языком, всплескивал руками. Потом спросил, нет ли у меня твоего портрета, и я показал ему карточку, которая у меня всегда с собой. Старичок посмотрел и вдруг заплакал. Я спросил у него, что случилось, и он рассказал мне, что у него была внучка, дочь его сына-рыбака. Однажды она с отцом отправилась в море, но началась гроза, поднялся сильный ветер, лодка перевернулась и девочка утонула. Старик плакал, а я не знал, как утешить его. Потом он быстро попрощался со мной и ушел. Но на следующий день он снова подошел ко мне и, протянув какой-то сверток, сказал – это для вашей дочери, пусть украшает свой альбом и будет счастлива. Когда я развернул его, то увидел, что это несколько небольших, меньше ладони, листков плотной желтоватой бумаги, на каждом из которых был рисунок. Я потом подсчитал, всего рисунков было шесть. Это дивные, удивительной красоты цветы, изображенные чьей-то искусной рукой. Я спросил старика, что это за рисунки, и он сказал, что они хранились в их семье очень давно. Один из предков был то ли в услужении, то ли в подмастерьях у придворного художника. Возможно, именно тот самый художник и нарисовал эти цветы, но кто это был, теперь уже никто не знает.

Я поблагодарил старичка и сказал, что ты очень обрадуешься такому подарку.

Теперь я буду тебе в каждом письме посылать по одному рисунку. В этом письме – первый».

Закончив чтение, Борис Леонидович задумался. Письма по-настоящему его увлекли. «Надо же, – усмехнулся он про себя. – Прямо рассказ целый, что-то в духе Бунина или Куприна. Интересно, что же там за цветочки подарил мадемуазель Батуриной этот старичок-боровичок с итальянского побережья?» Он заглянул в конверт, но никакого рисунка там не оказалось. Потряс конверт над столом – ничего оттуда не выпало. «Да Бог с ними, – подумал Наумкин. – В других письмах, наверное, найдутся». Однако, дочитав все письма до конца, ни одного рисунка он так и не обнаружил. Хотя Батурин-старший действительно пересылал их дочери, по одному каждом в письме. Об этом говорили приписки, которыми он завершал свои послания:

«Шлю тебе, душа моя, еще один чудесный рисунок…» и так далее.

«Наверное, девочка вклеивала их в тот самый альбом», – догадался Наумкин. – Ладно, если попадется потом где-то в архивных залежах, посмотрю».

Однако трогательная итальянская история не выходила у Наумкина из головы. Даже по дороге домой он не переставал думать о ней, вспоминая отдельные фразы из прочитанных писем. Ему почему-то казалось, что самое интересное, нечто важное ускользнуло от него. Но вот что именно, понять не мог.

«Все, – решительно сказал сам себе Наумкин, – хватит! Надо отключиться, отдохнуть, а то завтра вообще не смогу работать». Придя домой, он вытащил из холодильника коньяк, налил себе немного, выпил и, мгновенно почувствовав освобождение от всяких посторонних мыслей, рухнул на диван – спать.

Борис Леонидович внезапно проснулся среди ночи и сразу же понял, что именно в семейной переписке Батуриных не давало ему покоя. Не могло ли так случиться, что рисунки, которые папенька посылал любимой дочери, принадлежали кисти одного из старых итальянских мастеров? А что, это очень даже возможно! И вряд ли это подделка – зачем бы тогда их хранили столько лет? Борис Леонидович встал и нервно забегал по комнате. Он почувствовал себя кладоискателем, лопата которого вдруг уперлась в крышку сундука с сокровищами. Если интуиция его не обманывает, то где-то совсем рядом находятся большие деньги. Очень большие! И знает о них только он один! Такой шанс выпадает раз в жизни, и не воспользоваться им было бы безумием, непростительной глупостью.