Галина Романова - Исполнительница темных желаний

– Пока не с Полиной, а с тобой, – брюзгливо отозвалась она. – Но может быть потом и с ней.

– А подробнее нельзя? – Тут уж он и на газ придавил, перепугавшись не на шутку.

– Подробнее при встрече – И старая ведьма повесила трубку.

И ему ничего не оставалось делать, как мчаться по проспекту со всеми мыслимыми и немыслимыми нарушениями. Не поверить ей он не мог, как не мог подумать, что старая бестия нарочно сгустила краски, чтобы заполучить его к себе. Во-первых, это было не в ее характере, а во-вторых, как известно – беда не приходит одна.

Он ехал очень быстро, и в ее двор влетел, не сбавляя скорости, и затормозил у подъезда с визгом, чем привлек внимание сразу трех божьих одуванов. Они сидели за столом под старым одряхлевшим тополем и вяло мыли кому-то кости. И тут Панов подкатил, как ненормальный. Конечно, оживились. Конечно, начали костерить его на чем свет стоит. И про пыль, взметнувшуюся из-под колес и непременно теперь попавшую в их форточки, заголосили тут же. И про детишек, которые гибнут под колесами таких вот гадов, вспомнили. Ну, а завершением обличительных речей стал жалостливый стон в адрес двух Полин, заимевших на свою голову такого мужа и зятя.

Панову стало неприятно и совестно, но на извинения времени не было. Он со злостью захлопнул машину и едва успел поставить ее на сигнализацию, прежде чем скрылся в подъезде. В пятнадцать прыжков взлетел к Полине Ивановне на этаж, позвонил в дверь и стал ждать. Потом еще раз позвонил и снова стал ждать.

Тишина, блин, хоть умри! Не открывала старуха. Нарочно, что ли, решила над ним поизмываться, а? Вызвала к себе, скомкав к чертям все его планы, а сама за батоном небось потрусила.

Панов опять позвонил и для верности подергал дверную ручку. А дверь-то возьми и отворись. И он, никаких посылов интуитивных не почувствовав, шагнул через порог, и пошел по квартире, голося во все горло:

– Полина Ивановна! Полина Ивановна, где вы? У меня времени в обрез! Если вы хотели пошутить таким образом…

Какие уж тут к черту шутки, если старуха умерла! Он мгновенно понял, что она мертва. Понял по луже крови под ее головой и выпуклым остановившимся глазам, вовсю теперь рассматривающим потусторонний мир.

– Вот дела, а! – со слезой выдохнул Панов и попятился. – Что же делать-то?! Что же делать-то, а? Зачем же ты меня вызвала сюда, Полина Ивановна!..

Лестничные пролеты показались ему много короче, так он мчался вниз. И вид у него, видимо, был страшен, раз старушки за дворовым столиком разом притихли, перестав обсуждать «нонешнюю» молодежь. Как выезжал со двора, как потом пробирался улицами города, Панов плохо помнил. Пришел в себя за городом в каком-то овраге, в который скатился с грунтовки. Вышел из машины на негнущихся ногах, прошел пару метров и упал.

Все! Это конец! Теперь ему уже ни за что не оправдать себя ни перед законом, ни перед Полиной, что гораздо важнее первого. Все, а в первую очередь она, скажут, что это он убил старую женщину. Собирался же, орал перед раскрытым балконом в прошлый раз? Грозил ей, что убьет? Вот и догрозился. Тетки во дворе в первую очередь на него пальцами покажут. Скажут, прилетел, как ненормальный. Дверью хлопнул – и наверх. В квартире потом опять орал. Попробуй, докажи, что это он звал ее так громко. Не докажешь. Ничего теперь не докажешь!

– Кто же ты, паскуда?! Кто?! – прошептал Панов с тоской и закрыл глаза. – Опередил меня все же. Опередил…

– Характерные что?

Полина растерянно моргала, глядя на молодого симпатичного следователя, явно относящегося к ней с сочувствием.

Тот другой – Мухин Александр Викторович – был много старше и совсем не показался ей симпатичным. Тот о состоянии ее надорвавшейся от горя души не беспокоился. Жестко рубил страшными казенными словами, которые совершенно не хотели укладываться в ее голове. Смотрел надменно и холодно и говорил, говорил, так плохо говорил и об Антоне, и об их отношениях.

А что он мог о них знать – об их отношениях? Как мог судить о его черствости, о преступных замыслах, если он его совершенно не знал?!

– А вы знаете о нем все, хотите сказать? – оборвал Мухин ее с насмешкой, когда Полина попыталась вставить хотя бы слово в защиту Антона. – Разве вы знали о его отношениях с погибшей? О долговременных отношениях с замужней женщиной?

Нет, она этого не знала. Антон никогда не рассказывал ей о своем прошлом, и у нее никогда о ее прошлом не спрашивал. А у нее и не было никакого постыдного прошлого. Прошлого, которое аукнулось бы так страшно и так сотрясающе спустя столько лет. А вот у ее мужа такое прошлое, оказывается, было. И возразить черствому следователю ей было нечем. Поэтому она и вовсе перестала слушать их страшные слова.

– Характерные что? – снова переспросила она, потому что лицо у молодого следователя сделалось совершенно жалостливым, того и гляди, примется гладить ее по голове.

– Вы меня совсем не слушаете, – вздохнул Стас.

И в глубине души тут же проклял Мухина, спихнувшего на него эту дважды пострадавшую милую женщину. Ясно же было, что она ничего не знает. Что даже не догадывалась, с каким мерзавцем живет. И выслушивать от них обо всем этом ей очень болезненно. А Мухин все равно настоял.

– А вдруг ей что-то известно! – гневался старший коллега, без конца теребя плешину на макушке. – Вдруг она слышала что-то или замечала! Как так можно отмахиваться от потенциальных свидетелей, Стас, не пойму!

Стас его понимал великолепно. Но и эту несчастную женщину понимал, как никто. И жалел ее. И не хотел посвящать ее в тонкости проведенной судебной экспертизы. А Мухин настаивал!

– Понимаете, эксперты установили, что характер повреждений на черепе Хаустовой…

– А это кто? – внезапно очнулась Полина.

Опять – двадцать пять! Ну что ты будешь с ней делать! Говорил, говорил, рассказывал, рассказывал, и все без толку.

– Зоя Хаустова погибла три года назад, – начал он все же терпеливо заново.

– А… Вспомнила. Так что там за характер?

Она самой себе представлялась теперь совершенной дурочкой. Можно представить, что этот симпатичный парень думает о ней. Полина вздохнула и призналась нехотя:

– На самом деле, я давно поняла, что обе жертвы были убиты одинаково. Простите меня. Просто я задумалась, вот и повторяю одно и то же. Простите!

– Это вы нас простите, – выпалил он неожиданно и с раздражением отодвинул от себя папку с делом. – Мучаем вас, а ведь очевидно, что вы ничего не знаете. Он так и отказывается видеть вас?

– Да! – выдохнула она с обидой, и глаза ее наполнились слезами. – Я через адвоката пыталась с ним поговорить, Антон ни в какую! Что могло случиться?! Почему? Почему он так со мной поступает?!

На последних словах она не выдержала и расплакалась, как маленькая девочка – горько и со всхлипами. Стас просто не знал, что ему делать, как поступить. Утешить ее было нечем. Судя по фактам, уликам и показаниям свидетелей, муж ее попал к ним надолго. И оправдаться ему будет очень сложно, если вообще возможно.