Елизавета Абаринова-Кожухова - Месть призрака

Лидия Владимировна принимала Чаликову в собственном роскошном будуаре:

— Ах, госпожа Чаликова, значит, вы с Василием Николаевичем все-таки ищете эти пропавшие деньги? — говорила госпожа Грымзина, манерно поправляя на себе лиловый пеньюар. — Хоть бы вы их нашли, а то мой супруг совсем из-за них извелся. Бедняжка не ест, не спит — только о них думает!

— Лидия Владимировна, что вам известно о покойных Костяникиной и Мешковской? — сходу приступила к делу Надежда.

— Ну, с Жоржеттой я почти не была знакома, о ней вы можете расспросить ее брата-близнеца Александра. A с Марианной я знакома давно — еще с того времени, как она покончила с литературой и занялась бухгалтерией и банковским делом. Некоторое время работала в каком-то мелком банке, а когда он вылетел в трубу, то осталась не у дел. И вот когда Евгений Максимыч решил открыть новый филиал, я рекомендовала своему супругу принять ее на работу.

— A вы знали что-то о ее личной жизни? — допытывалась Надя. Действительно ли она изменяла Мешковской, а если да, то с кем?

— Боюсь, Надя, на этот вопрос ответить было бы не так легко, — немного призадумалась Лидия Владимировна. — Вообще-то Марианна мне признавалась, что она тайно влюблена в Грымзина и что другие мужчины ее не интересуют. Более того, она всегда брала пример с Евгения Максимыча — денег зря никогда не транжирила и была большой патриоткой «Грымзекса». И даже все свободные средства вкладывала в покупку акций нашего банка.

— Так что же — она любила вашего мужа, а жила с Жоржеттой? — удивилась Чаликова.

— Ну да, — подтвердила Лидия Владимировна. — Марианна не хотела разбивать наше семейное счастье, как она сама выражалась, и поэтому никаких поползновений в сторону моего супруга не делала, а о том, что можно вступить в любовные отношения с другим мужчиной, она и подумать не могла. Но поскольку природа все-таки берет свое, то она вступила в связь с Мешковской, хотя ее отношение к Жоржетте было, извините за подробности, чисто плотским.

— A Жоржетта?

— A Жоржетта полюбила ее всерьез и страшно ревновала, хотя, кажется, чаще всего совершенно без повода… A скажите, Наденька, что сейчас носят в Москве — макси или мини? — И беседа потекла в новом направлении. Надя, как могла, поддерживала ее и к прежней теме больше не возвращалась, так как уже узнала от Лидии Владимировны все, что должна была узнать.

Вечером, сообщив за ужином Дубову о своей беседе с госпожой Грымзиной, Чаликова подытожила:

— Теперь ясно, что ваша теория о растратчице Костяникиной и романтическая история о двойном самоубийстве распались, будто карточный домик. Значит, следствие нужно начинать с начала. И прежде всего отработать версию Кассировой. Чует моя интуиция, что это дело как-то связано с ее новой книгой.

— Да, я сегодня навел кое-какие справки об издательстве «Буревестник», — кивнул Василий Николаевич. — Оно возникло примерно полгода назад, и то, что я узнал, наводит на самые темные подозрения.

— В смысле, что через него отмывают деньги мафии? — предположила Надя.

— Не исключено. Во всяком случае, руководитель издательства, некто Петрович, промышляет выпуском в свет книг наших Кислоярских графоманов, по сравнению с которыми даже Кассирова с покойной Жоржеттой — чуть ли не образцы высокой словесности. Все эти сборники стоят на полках магазинов мертвым грузом, а издательство живет и процветает. К чему бы это?

— Да, странно, — покачала головой Надя. — Возможно, что к нашему делу этот «Буревестник» и не имеет никакого отношения, но заняться им стоило бы.

Издательство «Буревестник», куда Василий Дубов привез Надежду Чаликову на своем синем «Москвиче», занимало две комнатки в старом деревянном доме на улице Тургенева. Дубов остался в автомобиле, который пришвартовал рядом с раздолбанного вида светло-коричневым «Мерседесом» на площадке перед домом, а Надя отважно отправилась в редакцию.

Среди нераспечатанных пакетов готовой продукции, то есть творений известных кислоярских гениев-надомников, располагался письменный стол, за которым восседал сам редактор Петрович — импозантный мужчина с рыжей шевелюрой, окладистой бородой и густыми усами.

— Вы по какому делу, товарищ? — обратился к Наде Петрович высоким пронзительным голосом, который показался журналистке очень знакомым.

— Я — поэтесса, — с гордостью представилась Чаликова. — Хотела бы издать у вас свои стишки.

— Прекрасненько. — Губы Петровича тронула усмешка, которая тоже показалась Наде знакомой. "Содрать бы с него усы и парик", вдруг подумала журналистка. — Ну и что у вас за стишки? — спросил издатель. Надя приняла поэтическую позу и с завыванием зачитала:

— Дрянь, а не стихи, — поставил диагноз Петрович, когда Надя довыла стихотворение до конца. — Но издать можно. Тащите две тысячи «зелененьких», и я вас издам тысячным тиражом.

— Как? — изумилась поэтесса. — Я вам должна платить, а не вы мне?

— A за что вам платить — за эти бредовые стихи? — резко повернулся на стуле Петрович. — Если я буду всех наших виршеплетов бесплатно издавать, то скоро в трубу, понимаете, вылечу. Две тысячи, и весь разговор.

И тут вдруг что-то как бы ударило Чаликову, и она спокойно сказала:

— A Кассирову вы издали за тысячу пятьсот…

Издатель и бровью не повел:

— Во-первых, за тысячу восемьсот, а во-вторых Кассирова — это все-таки имя, а вас я, извините, первый раз вижу. Ладно, пятьдесят баксов скину, но это последняя цена!

— Я должна подумать, — с сомнением промолвила Надя.

— На то и голова, чтобы думать, — афористично ответил Петрович, углубляясь в какие-то бухгалтерские бумаги. Чаликова молча вышла из затхлого помещения.

— Ну, как успехи? — поинтересовался Василий Николаевич, когда Надя подсела к нему в автомобиль.

— Он согласен издать мои пушкинские стихи за 1950 долларов, — сообщила Надя.

— Ничего себе! — присвистнул Дубов.

— Нет, Вася, вы не поняли — платить должен автор, а не издатель. Так что господин Петрович вовсе не отмывает деньги мафии, а просто издает богатых графоманов за их счет. Я-то немного знаю издательское дело и в курсе, что издание небольшого сборника тысячным тиражом

Надя имела возможность увидеть его не сидящим за столом, а во весь рост. Глава «Буревестника» оказался человеком небольшого роста и к тому же с одной ногой — другую ему заменял деревянный костыль.

— Разбойников! — ахнула Надя. Между тем Петрович влез в коричневый «Мерседес» и немедленно укатил.

— Ну и ну! — только и мог сказать Дубов, который тоже без особого труда узнал Петровича. Собственно, Петровичем он был и на самом деле — то есть Александром Петровичем Разбойниковым, бывшим лидером местных коммунистов, вот уже год разыскиваемым после очередного побега из тюрьмы, куда его заточили за попытку государственного переворота, именуемого также путчем.