Дарья Донцова - Муму с аквалангом

– Юрий, твоя баба погибла в катастрофе. Она порулить попросила, вот моя жена, дура, ей баранку и дала. Машина сгорела, теперь тебе убытки платить.

– Какие? – занервничал не разбирающийся в законах Юрий.

– «Жигули» сгорели, моя жена в больнице, ее лечить надо, – перечислил несчастья звонивший. – Меня, кстати, Иваном зовут.

– Еще доказать надо, что Радка за руль села, – заорал Юрий.

– Легко! – хмыкнул незнакомец. – Я-то живой, успел выскочить из пламени. Моментом показания дам!

Юрий помертвел. У него вырвалась фраза, полностью отражавшая его отношение к жене:

– Сука! Нет бы подохнуть тихо, так она и тут ухитрилась меня подставить!

Незнакомец кашлянул:

– Вижу, ты не очень переживаешь из-за смерти Рады.

– Не твое дело! – буркнул Юрий.

– Получается, что мое, – парировал собеседник. – Вернее, наше с тобой. Там еще один человек погиб при аварии.

– Не понимаю, – растерялся Юрий.

– Я с женой разводился, – пояснил мужчина, – у нас как раз дележка имущества была. Полюбовно договорились: мне квартиру, ей дачу. Долго спорили и наконец-то проблему утоптали. Потом дура мне и заявляет: «Хочу не дом, а деньги! Пока не продам избу, никаких бумаг не подпишу. Вдруг ты меня надуваешь? Может, фазенда копейки стоит… Ты, хитрый жмот, себе городскую квартиру оставишь, а мне всучишь сарай? Нет уж. Пусть сначала дачка уйдет в другие руки, тогда и видно будет».

– Знакомая история, – буркнул Юрий, испытав неожиданное расположение к незнакомцу.

– Ну поехали дачу смотреть, – продолжал Иван, – я сзади сел, а бабы вперед. Твоя, скажу, еще та прошмандовка. Только тронулись, стала мужа грязью поливать, а моя поддакивает. За десять минут они скорешились, словно одни в «Жигулях». Затем твоя Рада за руль попросилась, и моя ее пустила. Я и говорю: «Хорош идиотничать». Да только моя замечаний не терпела, тут же как завизжит: «Машина чья? Не твоя! Вот и молчи в тряпочку». Сука!

– Сука, – эхом отозвался Юрий.

– Повернули влево, – продолжал Иван, – навстречу грузовик. Рада рулем крутанула, машина вильнула в сторону, а по обочине мужик шел.

– Блин!

– Пьяный в задницу, еле шагал.

– Вот черт, – прошептал Юрий.

– Его сшибло, закрутило, ваще смело.

– Ну зачем твоя жена мою за руль пустила? – заорал Юрий, – Радка назло мне учиться в автошколу пошла, права недавно получила. Она ж только по прямой ехать могла!

– «Жигули» вломились в дерево, – не обращая внимания на его крик, продолжал Иван, – загорелись, я успел выскочить, а баб впереди зажало. Короче, сгорели они. Твоя сразу насмерть, моя пока того… жива, но, наверное, тоже скосопятится.

– Ужас какой! – только и сумел выговорить Юра.

– Честно скажу, – кашлянул Иван, – мне мою не жаль. Наоборот даже, теперь нет никаких проблем с дележкой квартиры. А ты сильно убиваться по своей станешь?

– Нет, – признался Хорьков. – Радка из меня год кровь пила, до трясучки довела.

– Значит, нам авария помогла, – констатировал Иван. – Одно плохо. Мужик-то погиб! Небось родственников имеет. Хватятся его, в милицию побегут, узнают про аварию и будут у нас с тобой бабки тянуть. С тебя больше возьмут!

– Этта почему? – возмутился Юрий. – Чья машина – тот и отвечает!

– А кто за рулем сидел? Водитель основной ответчик!

– Хозяйка не имела права Радке баранку давать! И как доказать, что моя жена тачкой управляла?

– Я-то живой! – напомнил Иван.

Разговор пошел по кругу, Юрий примолк.

– Ладно, – неожиданно сказал Иван, – видать, мы с тобой в одном положении находимся. Я ваще-то жениться хочу, ребенок у нас скоро родится.

– Во! И я тоже после развода в загс собрался, – удивился Юра. – Радка рожать не хотела, а Татьяна с милой душой. Надо же, как у нас одинаково все выходит! И че нам теперь делать?

Иван чихнул.

– Машина сгорела дотла, труп не опознать. Никто не видел аварии, на второстепенной дороге все случилось, там одна телега в три часа проезжает, я ушел еще до прихода «Скорой». Короче, если менты спросят, отвечу: «Ничего не знаю! Болею простудой, лежу в кровати. Где жена, понятия не имею, мы давно разбежались, каждый в своей комнате живет. Машина ее собственность. Куда она ездила, не ведаю». Ничего про твою не скажу, понял?

– Спасибо, – прошелестел Юра. – Но в автомобиле тело найдут?

– Обгорелые кости, – фыркнул Иван. – Может, водитель по дороге кого подсадил? Нет, тут все чисто. Да и местные сыскари, думаю, суетиться не станут. Главное, нам не напортачить. Заявление о пропаже жены надо нести дней через тридцать. Если станут спрашивать, чего так поздно спохватился, отвечай, что она и раньше уезжала с любовником. Непременно прокатит. А если вдруг по костям сообразят, кто погиб, то к нам какие претензии? Мы дома были. В общем, будем с тобой сообща стараться – выиграем.

– Ладно, – согласился Юра.

– Он дурак? – спросила я, когда Марк замолчал.

– Просто жадная сволочь, – пояснил практикант.

– Даже не спросил, кто ему звонил! Фамилию, телефон не узнал, поверил в чушь!

– Ага, – подхватил Марк. – Шуметь не стал, волну не поднял, через месяц в милицию заяву припер. Сами знаете, как к подобным документам в отделениях относятся: не ребенок пропал, не старуха безумная, а молодая еще женщина, вменяемая. Конечно, Юрию сказали: «Небось с любовником укатила, еще объявится».

– Она не объявилась, – вздохнула я. – Хорьков милицию не дергал, прошло установленное законом время, Раду признали умершей и выдали мужу необходимый документ. Постой, значит, в «Жигулях» была Хорькова?

– Получается так, – согласился Марк.

– Но в машине находились трое! Эмма и ее муж поехали на дачу вместе с Софьей. Мне Поспелова так сказала… вернее, Калистидас… Короче, не важно. Их там было трое – Эмма, Антон и Софья, ни о какой Раде речь не шла.

– Выходит, Эмма про нее забыла. Амнезия.

– Но вспомнила же она про Софью… – протянула я. – И… вот, однако, странность… прямо нестыковка…

– Какая? – полюбопытствовал Марк.

– Эмма рассказывала мне, как она очнулась в больнице и спросила у Поспелова про Соню. Понимаешь?

– Ну ясно, ей хотелось узнать о лучшей подруге.

– Нет, ты не словил мышей! – азартно воскликнула я. – Эмма потеряла память. Полностью. Только бытовые навыки остались, Поспелова пользовалась туалетом, нормально ела, но память была белее листа бумаги. Она не могла спрашивать о Соне. Эмма не помнила про Калистидас, ей потом Антон воспоминания оживлял, приносил фото, давал слушать записи. И Эмма-то – Софья! Если она задавала вопрос про Софью, значит, осознавала себя Эммой. Тут несовпадение. Я только сейчас поняла это. Либо она в амнезии, тогда никакого интереса к Софье быть не могло, либо она в памяти и ее вопрос оправдан. Но во втором случае возникают дальнейшие вопросы. Их очень и очень много. Был ли Антон в машине, и если был, то как выбрался целехоньким из горящего автомобиля? Почему сумка Эммы лежала совершенно нетронутая на обочине? Если Юрию звонил Поспелов, назвавшись Иваном, то почему он представился другим человеком? На место аварии прибыла милиция, и Антон, когда ему сообщили о том, что пострадала его жена, не сказал о Раде Хорьковой?