Маргарита Южина - Пора по бабам

– Ты, Акака, что себе позволяешь?! – выплыл из комнаты Петр Антонович. – Сколько ж можно матери нервы рвать, паразит?!

Престарелая чета уже успела помириться, а потому голос Петра Антоновича был особенно строг.

– Немедленно в ванную мыть руки и на пол! Сейчас тебе будем пресс качать. В назидание! А как ты хотел?

Акакий Игоревич пресс качать не хотел, да и не мог. Он только беспомощно оглядывался и искал поддержки.

– А где Клава?

– Не возвращалась еще твоя Клава, иди-иди, мой руки! – бесцеремонно толкал пасынка в спину Петр Антонович. – Поторапливайся!

Руки пришлось вымыть, но кидаться на пол Акакий отказался наотрез:

– Чего это я – пресс? У меня жена куда-то пропала, я, может быть, волнуюсь! Маменька, давайте уже скорее курицу, а то я еще и от голода помру.

– Дождемся Клавдии, – строго выговаривала старушка. – Вам вот все гуляночки, а потом ужин в глотку не полезет. Я сказала: дождемся Клавдию!

Когда они дождались Клавдию, ужинать и вовсе расхотелось.

Поздно вечером раздался стук, Катерина Михайловна побежала к двери и уже набрала полный рот обвинительных слов, но, открыв, отшатнулась. А потом из ее горла вырвалось бычье мычанье:

– У-у-у-у… у-у-у…

– Не надо так переживать… – с одышкой заговорила Клавдия. – Я живая.

Выбежавшие в прихожую мужчины увидели – да, Клавдия еще немножко живая, но ее вид мог бы быть и получше. Вся голова была обмотана бинтами, от этого Клавдия походила на больничный плафон, лицо, перемазанное грязью и слезами, пальто тоже в какой-то глине, зато рука в белоснежном бинте.

– Эт… то что? – заикаясь, спросил Петр Антонович, Акакий же молча потрусил к телефону.

– Кака! Стоять! Никаких звонков… Сейчас я немного… отлежусь – и мы… решим, что делать.

Клавдия с трудом скинула пальто и поплелась в ванную.

– И что ж такое, деточка? – тихо скулила свекровь, когда Клавдия, уже умытая, лежала на диване. – Какая ж сволочь на тебя накинулась?

– Ой, мамаша, не спрашивайте… иду в подъезд, смотрю, кто-то навстречу выходит, только-только подумала: и кто ж такой может быть? А меня по голове сзади… а потом куда-то потащили… и даже, кажется, били. Только я не помню. Очнулась возле травмопункта. То ли сама добралась, то ли подкинул кто… Наверное, все-таки подкинули…

– Нет, Клавочка, скорее всего, сама, – почесал лысую голову Акакий. – Ты думай, что говоришь – это какую силу надо иметь, чтобы тебя подкидывать, ты ж не пушинка… Я еще понимаю – Оленьку подкинуть можно…

– Кстати… я помню, что фигура, которая в подъезде-то меня встретила… она мне очень знакомой показалась… – снова заговорила Клавдия.

– Ты думаешь?.. – побледнел Акакий.

– Да ничего я не думаю! Просто говорю: знакомая, и все! А конкретно вспомнить пробовала – не получается.

Клавдия задышала чаще. Катерина Михайловна кинулась на кухню и принесла пивную кружку чаю с малиновым вареньем. Если малина помогает от простуды, то уж от побоев она просто обязана помочь!

– Кака, ты это… не звони пока Анечке… пусть она ничего не знает. И Дане… тоже. А мы… сейчас позвоним Жоре и… пусть он меня в ту клинику засунет, где Катерина Михайловна морщины лечила. Скажем, что я на омолаживание подалась, хорошо?

Акакию очень хотелось позвонить именно Анечке. И еще Дане. Но… Пришлось набирать номер Жоры.

– Жора! Срочно к нам! – завопил он в трубку. – У нас Клавдию Сидоровну кто-то пытался убить. Да не рассчитали массу тела… С физикой, говорю, у людей хреново!.. Да ты все равно не знаешь, давай немедленно приезжай! И еще – захвати свою записную книжку!

Клавдия тихонько потеряла сознание, потом Петр Антонович добросовестно отходил ее по щекам, и бедняге пришлось прийти в себя.

– Что это, батенька, вы так руки-то распустили? – буркнула она, отпинывая отчима.

– Да как же! Ведь без сознания ж… – оправдывался тот.

Акакий метался возле журнального столика – это он виноват! Конечно! Это Оленька взяла и чуть не погубила его жену! Он за ней так и не уследил!

Душа его рвалась и требовала масштабных решений. Покидать больную супругу было немыслимо, поэтому он снова кинулся к телефону. Сейчас он позвонил Ирине и даже подруге семьи – Агафье Эдуардовне. Хотел еще звякнуть родителям Клавдии, да вовремя опомнился – та лет с двадцати была сиротой.

Клавдии было худо, она еще раз попыталась потерять сознание, но Петр Антонович наметанной рукой с одного удара привел болезную в себя. Короче, к тому времени, когда прибыл Жора, Ирина и Агафья Эдуардовна, Клавдия могла похвастаться не только покалеченной рукой, но и свежими синяками на скулах.

– Вот! Узнаю Клавдию! – высоко вздернула палец Агафья. И отчего-то радостно продолжала: – А я всегда говорила, Клава, снесут тебе где-нибудь башку! Но ты навсегда останешься в моем сердце, как Жанна д’Арк!

– Не понимаю ваших восторгов! – фыркнула Катерина Михайловна.

К подруге невестки у нее были особенные чувства – с одной стороны, ей всегда было с ней весело, а с другой – весело было не только ей, но и Петру Антоновичу.

– Клава, я знаю, это Оленька тебя так, – наконец решился Акакий и скорбно повесил голову.

– Чего это, интересно, если кому башку снесли, так сразу и Оленька? Почему сразу я?! – раздался тоненький голосок Оленьки.

Господи, и как она-то сюда просочилась? Он даже не заметил! Надо же – взять и ляпнуть такое в самый неподходящий момент!

– А я… я все-таки считаю, что это вы над моей женой так надругались… – налился свекольным румянцем Акакий. Деваться все равно было уже некуда.

– Что-о-о? – задохнулась девчонка. – Вы… меня подозреваете?.. Меня?.. Ну… вы что же, думаете, если я вас люблю, так буду выслушивать всякую там клевету?

Оленька била в десятку. Акакий только было собрался с мыслями, чтобы припечатать девицу париком и иномаркой, как до него дошел смысл сказанного. Сам собой раскрылся рот, а глаза налились подозрительной влагой. Господи, боже мой! Неужели – свершилось? Неужели, кроме Клавдии, еще нашлась дурочка?.. Что ж он такое говорит-то?!! И правильно! И втюрилась! А потому что – он еще мужчина-ягодка! Только… А что теперь делать-то? Ах ты ж батюшки… Нет, ну ее понять можно – не каждый день встречаются мужчины с богатым внутренним содержанием. Не все же любят денежных туполобых воротил, Оленька вот, например, совсем даже не такая. На кой хрен ей богатый, если у нее самой такая иномарка… Ну теперь все ясно, это меняет дело, меняет дело… это все объясняет… все объясняет…

Акакию совершенно не хотелось думать, как может любовь к нему объяснить наличие у бедной девушки машины и ее присутствие возле дома Даниила в парике, он только тупо про себя повторял: «Все объясняет», и пытался спрятать самодовольную улыбку. Правда, торжествующий взгляд все же разбрасывал и на Петра Антоновича, и на Жору, и даже на Ирину, дескать, ну, каков я? Хорош? Девчонка-то, несчастная, влюбилась. Прям не знаю, что и делать с ней… Однако никто его взглядов не замечал, так как все всерьез были обеспокоены здоровьем Клавдии. Даже сумбурное Оленькино признание никакого эффекта не произвело.