Дарья Донцова - Жаба с кошельком

Вот это информация! То, что у Вики имелся любовник, не могло прийти мне в голову, она никогда и словом не обмолвилась об этом. Никогда не откровенничала, не жаловалась на то, как тяжело любить человека, который не свободен. Удивительная, совершенно не женская скрытность!

– А откуда вы узнали про любовника? – спросила я.

Дегтярев без всякой улыбки ответил:

– Как ни скрывайся, как ни прячься, а обязательно найдется человек, который что-то видел, кое-что слышал, обо всем догадался. Нина Супровкина сказала.

Я обомлела:

– Нинка? Она знала?

Было чему удивиться. Супровкина отчаянная сплетница, мне не нравится, когда она приходит в гости, потому что с самой сладкой улыбкой на лице Нинка сует нос во все ваши шкафы, а потом самозабвенно начинает рассказывать на всех углах, какой там царит бардак! Просто немыслимое дело! Если Нинка разнюхала про Вику такие жареные факты, то почему молчала?

– Знала, – кивнул Дегтярев, – более того, помогала любовникам, пускала к себе. У Сергея жена, у Вики мама, где им встречаться? Вот Нина и отдала им ключи от своей дачи.

Челюсть у меня отвисла почти до пояса. Нина вручила Вике ключи от дачи? С ума сойти! Умереть не встать! Супровкина славится редкостной жадностью и полным нежеланием помогать кому-либо, я и не подозревала, что она способна на альтруизм – принять участие в судьбе несчастных влюбленных. На Супровкину это совсем не похоже, скорей уж крокодил нежно обнимет тучного щенка, чем Нинка поможет вам.

– Когда Андрей умер, – сухо излагал факты Дегтярев, – Супровкина сразу пришла в органы и все рассказала, проявила гражданскую сознательность, помогла следствию.

От злости я сломала сигарету. «Проявила гражданскую сознательность, помогла следствию!» Читай – утопила Вику, спихнула ее с берега в озеро, с камнем на ногах.

В комнату неожиданно вползла сырость, я захлопнула окно. Адвоката Вике я найду. Или не надо? Все-таки она для достижения своей цели спокойно решила пожертвовать мной и Ольгой. Ведь мы могли и покрепче чаек плеснуть в чашки. И где бы были сейчас Дашутка и Зайка? Правильно, в тихом, уютном, зеленом местечке под названием «кладбище»! Я, конечно, устаю от суматошной жизни в нашем доме, постоянных гостей и криков, но погост слишком радикальное решение этой проблемы.

Я вздрогнула, села на кровать и обняла Хучика. Мопс сонно засопел и прижался ко мне толстым боком, покрытым нежной шерсткой. Нет уж, никакого защитника приглашать не стану, пусть Вике помогает государство.

Я легла в кровать, поворочалась еще минут десять, поняла, что не засну, села, запихнув себе под спину подушку, зажгла лампу и взяла книгу. Лучше уж почитаю, вместо того чтобы изводиться, вертясь без сна.

И тут ожил мобильный. Не знаю, как у вас, а у меня ночной звонок вызывает ужас. Случилась беда! Согласитесь, редко кто станет беспокоить после полуночи, чтобы сообщить радостную весть, типа: «Дашутка, сдал экзамен на пятерку».

Я машинально глянула на дисплей. «Нет номера», – виднелась в окошечке надпись. У человека на другом конце провода стоял антиопределитель.

– Алло, – прошептала я, – что случилось? Говорите!

– Даша, – тоже шепотом сказала Вика, – ты меня слышишь? Громче не могу.

Первым моим позывом было мгновенно отключить мобильник, но потом я обрадовалась. Раз Вика набрала мой номер, да еще в столь неурочный час, следовательно, ее освободили. Значит, она не хотела отравить нас с Зайкой и не убивала Андрея. Следователь во всем разобрался!

– Викуся! – заверещала я, роняя на пол заснувшего Хуча. – Ты где?

– В следственном изоляторе, – еле слышно прошелестело из трубки.

Радость мгновенно погасла.

– Там есть телефон? В камере?

Вика кашлянула:

– За деньги тут все имеется, извини, времени мало, хочу лишь сказать, никому не верь.

– В каком смысле?

– Ну, следователь уверен, что я отравила Андрея и пыталась отправить на тот свет тебя и Зайку. Это неправда. Понимаешь, неправда! Я не виновата! Клянусь памятью мамы!

Ее голос, тихий, словно шорох упавшей листвы, полнился таким отчаянием, такой горькой безысходностью, что я моментально ответила:

– Конечно, такая ерунда. Не волнуйся, все будет хорошо.

– Я люблю тебя, – вдруг сказала Вика.

– И я тебя.

Послышался треск, сопение, потом Вика сдавленно прошептала:

– Ты третья, кому я звоню сегодня. Еще пыталась поговорить с Нинкой Супровкиной и Аней Батуриной, но они не захотели иметь со мной дело. Нинка пообещала утром пойти в милицию и рассказать, что в моей камере есть сотовый телефон. Даша, не верь! Я никогда… лучше мне… самой… туда…

Шепот пропал.

– Вика! – заорала я. – Стой, погоди, не вздумай! Адвокат придет завтра! Я сама попытаюсь разобраться в этом деле, я…

Но из трубки понеслись короткие, монотонные гудки.

– Вика! – заорала я. – Вика!

Хуч возмущенно залаял. Тут же ожили и остальные собаки.

– Что случилось? – сунулся ко мне Кеша.

Я быстро засунула трубку под одеяло.

– Кошмар приснился!

– Ну-ну, – недоверчиво ответил сын и исчез.

Я упала на подушку и мгновенно заснула.

На лицо закапала вода. У нас потекла крыша! Я села в кровати, тут же сообразила, что над моей комнатой не черепица, а мансардное помещение, куда год назад перебралась Манюня, и открыла глаза.

Около моей постели с опухшим красным лицом стояла Марго Вяземская. Вообще-то она Рита Иванова, во всяком случае, такие имя и фамилию она носила, когда мы учились в одном классе, в школе, расположенной за станцией метро «Кировская», нынче «Чистые Пруды».

В восемнадцать лет Ритка выскочила замуж за Глеба Вяземского, сменила свою простенькую фамилию на аристократическую и велела всем величать ее Марго. На Риту она даже не откликается, более того, лет десять назад она официально взяла это имя, и теперь у нее в паспорте написано – Марго Юрьевна Вяземская. Звучит ужасно, не правда ли?

Когда Марго играла свадьбу, я, приглашенная со стороны невесты свидетельницей, полагала, что сей союз ненадолго, но Вяземские живут вместе уже много лет, у них есть взрослая дочь, в данное время работающая в Америке. Марго так и не получила высшее образование, да оно ей и не нужно. Она замечательный парикмахер, мы все бегаем к ней причесываться, она третье десятилетие работает в крохотном салоне возле метро «Семеновская», и мне не лень мотаться из Ложкина туда, потому что никто, кроме Маргоши, не умеет соорудить из моих трех торчащих дыбом волосин шикарную прическу, радующую взор густотой и красотой локонов. Как у нее это получается, ей-богу, не понимаю.

Глеб в отличие от жены получил все дипломы, которые только возможно. Он – доктор наук, профессор, академик; страшно важный, дико умный и чрезвычайно авторитетный в мире истории человек. Глеб – член многих ученых советов, председатель разнообразных комиссий, обладатель кучи почетных званий; одна беда – денег ему это не приносит. Получив полной охапкой почет и уважение, он имеет зарплату около трех тысяч рублей в месяц. При этом Глеб разъезжает на иномарке, хорошо одевается и курит «Парламент». Средства на безбедную жизнь себе и всей семье зарабатывает пэтэушница Марго. Она стоит у кресла по пятнадцать часов в сутки. Глеб выглядит великолепно, он подтянут, занимается на тренажерах, Марго оплачивает его абонемент в фитнес-клубе, следит за правильным питанием. Он не пьет. Маргоша же сильно располнела, у нее сейчас пятьдесят восьмой размер. Хорошенькая девушка Риточка Иванова, тоненькая, словно тростиночка, в которую безоглядно влюбился студент первого курса истфака Глеб Вяземский, теперь погребена под горами жира, прежними у Маргоши остались лишь глаза: большие, лучистые, смотрящие на мир с детским восторгом.