Дарья Донцова - Сволочь ненаглядная

– Лампушечка, – залебезил Кирюша, – а мне картошечки?

– Ладно, иди мой руки, – вздохнула я, – не морить же тебя голодом, Лобачевский.

– С салом, зеленым луком и чесноком, – уточнил Кирюшка и с гиканьем понесся в ванную.

Я ухмыльнулась. У Кирюшки самый счастливый возраст, забот никаких, и если в школе плохо, то пусть хоть дома будет хорошо, иначе зачем человеку семья?

Не успела пожариться картошка, как прибежал Сережка, потом Катя. Вечер пролетел незаметно, в домашних хлопотах. На следующий день пришлось сначала улаживать дела в школе, потом сходить к тренеру… Словом, о Насте я вспомнила только в субботу, собираясь на рынок. Вытряхнула на диван сумку в поисках кошелька и наткнулась на ключик. Делать нечего, придется ехать в ЦИТО, мало ли что хранится в ячейке, насколько я знаю, без ключа к ней и близко не подпустят.

В Центральном институте травматологии приветливая женщина в безукоризненно белом халате принялась методично перелистывать большую книгу. Минут пять она внимательно вчитывалась в страницы и наконец заявила:

– Такая не поступала.

– Проверьте еще разок, – попросила я. – Звягинцева Анастасия, с переломом шейки бедра, переведена из Склифа.

– У нас не пишут, откуда больной, – вежливо возразила служащая и опять принялась изучать пухлый том.

– Нет, не было.

Я страшно удивилась:

– Как же так! Говорили, к вам отправили, сустав искусственный собрались ставить.

Женщина развела руками.

– Может, передумали или в другое учреждение определили. Сейчас пластику многие делают, на самом деле ничего сложного, цена, конечно, кусается…

В глубоком изумлении я вышла на Садовое кольцо и решила доехать до Склифосовского, не так уж и далеко было.

Коза был в ординаторской. Увидев меня, он хмыкнул и ехидно спросил:

– Небось назад хотите…

– Ни за что, – успокоила я его, – скажите, куда увезли Настю Звягинцеву?

– Звягинцева, Звягинцева, – начал чесать в затылке хирург.

– Перелом шейки бедра из 717-й, – напомнила я.

– Ах, эта, – обрадовался Станислав Федорович и потянулся к толстым историям болезни.

Нет, все-таки у врачей омерзительная привычка запоминать не человека, а его хворобы. В прежней жизни я часто посещала гинеколога, все надеялась родить ребенка, да видно, не судьба. На прием ходила только к профессору Карымышинскому. Так вот, милейший Михаил Федорович никогда меня не узнавал. Я появлялась в кабинете, и доктор сухо бросал:

– Раздевайтесь.

Но стоило влезть на кресло, как добряк-врач расплывался в радостной улыбке.

– Фросенька, детка, как дела?

Узнавал он меня не по лицу. Вот и Коза припомнил Настю, лишь услышав про диагноз.

– Ее свезли в ЦИТО, – пояснил хирург, – вот черным по белому записано: родственники пожелали дальнейшее лечение проводить в НИИ травматологии.

– Но там Насти нет, – пробормотала я, – разве вы не ответственны за больных?

– Только пока они в моей палате, – хмыкнул Станислав Федорович, – вышли за ворота, и привет!

– Дайте ее домашний адрес, – попросила я.

– Красноармейская, дом 27, – охотно пошел навстречу Коза, – и телефон есть.

Я быстренько записала данные, но тут хирург неожиданно насторожился:

– Погодите, вам зачем?

Секунду я поколебалась, а потом соврала:

– Она случайно наш чайник прихватила, «Тефаль» с золотой спиралью.

– А, – успокоился врач, – конечно, нехорошо, ну ничего, позвоните, и все устроится.

На улице стояла немыслимая стужа. Постанывая от мороза и клацая зубами, я понеслась по проспекту Мира к метро. Навстречу бежали прохожие, укутанные по самые брови. Уличные торговцы, все как один в гигантских валенках и армейских полушубках, резво подпрыгивали на месте, хлопая себя по бокам рукавицами.

Я влетела в просторный вестибюль, чувствуя, что желудок превратился в кусок льда. В тепле щеки защипало, а нос начал безостановочно чихать.

– Ходит тут, заразу распространяет, – прошипела тетка лет шестидесяти, торгующая газетами, – сиди дома, коли грипп подцепила.

Решив не обращать внимания на хамство, я подошла к телефонам-автоматам и набрала номер, полученный от Козы. Мерные гудки спокойно падали в ухо, на десятом рука потянулась к рычагу, но тут раздался щелчок и сердитый мужской голос:

– Кого надо?

Однако можно ведь и повежливей.

– Анастасию Звягинцеву.

– Она больна, к телефону не подходит, – отрезал голос и уточнил: – Лежит в клинике.

– В какой?

– Кто вы? – еще более сердито произнес мужик. – Чего хотите?

Я даже не успела подумать, как язык сболтнул:

– Медсестра из Склифосовского беспокоит. Мы обязаны указать в карте, куда перевели больную.

– В 1269-ю клинику, – пояснил нелюбезный собеседник, делаясь почти учтивым.

– Да? – изобразила я удивление. – А говорили, в ЦИТО…

В трубке что-то хрустнуло, и парень пояснил:

– Правда, думали туда, только очень дорого, в 1269-й бесплатно делают. Так что не волнуйтесь, отметьте, где надо, и оставьте меня в покое.

Потом, очевидно, чтобы смягчить свое хамство, добавил:

– Извините, хлопот полон рот, Настя в больнице, а тут еще мать заболела.

Я повесила трубку и стащила варежки. Интересно, где это 1269-я больница? Оказалось, в Перово, причем в двух шагах от метро, я даже не успела замерзнуть, только вдохнула пару раз ледяной воздух.

И снова женщина в окошке с табличкой «Справочная» принялась ворчать:

– Звягинцева, Звягинцева…

Палец с обломанным ногтем медленно скользил по строчкам.

– Нет такой, – вздохнула служащая.

Я удивилась и обозлилась до крайности. Ехала черт знает куда и совершенно зря. Ну нет, я так просто не отстану.

Войдя в здание метро, я опять принялась названивать Насте домой. И снова трубку сняли лишь на пятнадцатый гудок, и вновь злой голос рявкнул:

– Что надо?

– Простите, недавно звонила вам, я медсестра из Склифа.

– Что еще? – пробормотал мужчина.

– Боюсь, неправильно записала номер клиники, куда перевели Звягинцеву.

– 1269-я, – гавкнул мужик.

– Ее там нет, – спокойно парировала я.

Воцарилось молчание. Потом парень, сбавив тон, пробормотал:

– Вы что, интересовались в больнице?

– Конечно.

– Зачем?

– Мы несем ответственность за больную и обязаны удостовериться, что она госпитализирована надлежащим образом.

– Подождите, – буркнул мужик.

Пару минут спустя в трубке зажурчал сладкий дамский голос:

– Ах, дорогая, простите великодушно. Сын окончательно растерялся. Настенька больна, я захворала, вот он все и путает. Лежит она в 874-й больнице, на Варшавском шоссе, в третьем корпусе, палата 213. Не беспокойтесь.

– Спасибо, – пробормотала я и повесила трубку. 874-я больница! Каким же идиотом следует быть, чтобы перепутать два таких непохожих номера, как 1269 и 874!