Дарья Донцова - Спят усталые игрушки

Целыми днями Рая стирала, готовила, убирала, кормила детей, заставляла их молиться… Долгие годы в голове билась только одна мысль – убежать. Наконец случай представился. В секте собирались играть свадьбу. Невеста приходила со стороны, и Раечка знала, что «епископ» и мужчины станут участвовать в групповом изнасиловании… Строго велев детям спать, она закрыла дверь в комнату и затаилась в туалете. Все квартиры на лестничной клетке сообщались между собой, и Рая услышала женские крики и довольный мужской хохот. Поняв, что все заняты, женщина стремглав кинулась к выходу. Руки отпирали многочисленные замки, и когда дверь на свободу раскрылась, за спиной послышался голос мужа:

– Куда намылилась, скотина? – Недобро улыбаясь, любимый супруг ухватил беглянку за плечо. – Так, так, – закивал он головой, – ступай покеда в чулан, завтра разберемся.

У Раи потемнело в глазах. Руки сами собой схватили большой молоток, лежащий в прихожей. Не ожидавший нападения мужчина не успел увернуться.

Раиса выскочила из подъезда и понеслась по улице куда глаза глядят. В своих мечтах о свободе она не подумала, где будет ночевать, как станет жить…

Бегущую по проспекту женщину с окровавленным молотком в руках остановил патруль. В отделении Рая, рыдая, принялась рассказывать о секте…

Сектантов арестовали, потом посадили, детей отправили в детские дома. Раечка получила лагерный срок, то ли два, то ли три года, да и тот не отбыла до конца, подпала под амнистию. От детей она отказалась сразу, буквально на второй день после ареста.

– Милочка сначала напоминала Маугли, – вздохнула Елена Вадимовна, – честно говоря, думала, так и останется, но к четырнадцати годам она выправилась, догнала сверстников и даже неплохо закончила школу.

Муж Елены Вадимовны в те годы занимал ответственный пост в Министерстве образования. Он сочувствовал несчастной, лишенной детства девочке. Когда Милочка получила аттестат об окончании десятилетки, Игорь Кириллович переговорил с ректором Третьего медицинского института, и Шабанову приняли на первый курс без вступительных экзаменов. Людмила поселилась в общежитии и принялась за учебу.

– Даже удивительно, – говорила Елена Вадимовна, – тяжелое детство как будто не оставило на ней никаких следов.

Единственно, что сохранилось от прошлого, – мягкий, податливый, какой-то безвольный характер. Милочка беспрекословно слушалась подружек и преподавателей. В институте ее дразнили «лапша вареная» и слегка подсмеивались.

– Она была замужем?

– В те годы нет, – ответила Елена Вадимовна, – да и подружек-то особых не наблюдалось. Насколько помню, близкие отношения связывали ее с Аллочкой Мостовой и Тамарой Рыклиной. Но, повторяю, последний раз видела ее в тот день, когда ей вручали диплом.

– Странно, – пробормотала я, – вы так много для нее сделали, а она перестала с вами общаться.

Елена Вадимовна грустно улыбнулась.

– Ничего странного. Когда моего мужа уволили с занимаемой должности, две трети знакомых от нас отвернулись. Перестали звонить, а кое-кто прекратил и здороваться. Меня сразу освободили от должности завуча. Вот Милочка и решила, наверное, что я ей больше не нужна. Знаете, дети, воспитывающиеся в приютах, как правило, эмоционально бедны. Наверное, только в семье они могут с малых лет понять, как надо любить, поэтому очень часто они практичны, аккуратны, талантливы, но, увы, душевно глухи. Бывают люди без музыкального слуха, а бывают без способности сопереживать, радоваться, иметь привязанности, наконец. Милочка из таких. И это не ее вина.

Я вспомнила, как нежно на фотографии Людмила обнимает Верочку, но не стала спорить с Еленой Вадимовной.

– А что с ее сестрой и братом?

Директриса пожала плечами.

– Попали в другие детские дома. Их специально разделили, чтобы дети побыстрей забыли время, проведенное в секте. Сестру, впрочем, я никогда не видела. А вот брат несколько раз приходил по воскресеньям, но мы были вынуждены его не пускать.

– Почему?

Елена Вадимовна машинально переложила какие-то папки.

– Он старше, причем лет на пять-шесть, а то и семь, не помню точно, во всяком случае, выглядел почти как взрослый юноша.

– Что же здесь плохого?

– Воспитательницы заметили, что после его появлений Милочка отказывается от еды, плачет и не желает ходить в школу. Выяснилось, что брат пугает маленькую сестричку страшным наказанием за то, что она «отошла от веры». Вот и пришлось указать ему на дверь. Кстати, Милочка совершенно не переживала, когда он перестал появляться, а про сестру и совсем не вспоминала.

– Адреса Мостовой и Рыклиной у вас есть?

– Откуда? – удивилась Елена Вадимовна. – Просто слышала от Милочки, что они учились в одной группе. Кажется, обе девочки москвички, во всяком случае, Рыклина точно, она приглашала Милочку к себе летом пожить на даче.

– А год рождения Шабановой…

– То ли 1970-й, то ли 1972-й, – ответила Елена Вадимовна и включила компьютер.

Поняв намек, я поблагодарила директрису и откланялась.

Часы показывали шесть. Я вытащила телефон и позвонила Лиане.

– Хочу предложить вам компенсировать расходы на похороны и поминки…

– Ах, оставьте, – вздохнула женщина, – сама виновата, ведь я опознала тело. Честно говоря, даже не разглядела как следует, лишь на волосы посмотрела и решила: она, Нинель!

Ладно, пора домой, а поиски продолжим завтра.

В гостиной опять незнакомые люди. В холле пахло чужими духами и сигарами. Тихонько приоткрыв дверь, я увидела Филю, азартно пускающего клубы вонючего дыма. Мне домашние строго-настрого запрещают появляться с сигаретой в комнатах. Матери добрые дети в качестве курильни выделили чуланчик под лестницей, где Ирка хранит пылесос, тряпки и прочие полезные предметы. А колдуну позволили заниматься «дымоглотством». Надо позвонить Максу и спросить, как долго он собирается выяснять с Алиской материальные проблемы. Еще несколько таких вечеров, и я потихоньку сойду с ума.

Стараясь не шуметь, на цыпочках я пошла на второй этаж. Сейчас приму ванну и почитаю детективчик. По дороге домой остановилась у книжного лотка и смела все новинки. Главное, чтобы Алиска не услыхала, как я хожу в спальне. Моментально заставит спуститься к гостям и принимать участие в дурацкой вечеринке.

Я толкнула дверь в свою комнату и обомлела. Еще утром тут царил относительный порядок. Конечно, я никогда не отличалась особой аккуратностью. Поэтому на стульях частенько висит моя одежда, а на столике у кровати лежат банановые шкурки и обертки от шоколадок… Но такое вижу у себя впервые!

Весь пол усеян мелкими обрывками. Подняв один, я поняла, что ковер покрывают разорванные криминальные романы, стоящие, между прочим, в шкафу. Платья, юбки, костюмы, туфли горой навалены в углу. С кресел и дивана сдернуты накидки, постель превращена в груду лохмотьев, в воздухе, словно снежинки, летают перья из разодранной подушки… Я прислонилась к косяку. Неужели в дом залез вор? Услышав, как хозяева веселятся в гостиной, поднялся наверх и, не найдя ценностей, устроил от досады погром? Уму непостижимо!