Дарья Донцова - Несекретные материалы

– Да не надо тебе никакого диплома, – отмахнулась Виктория Евгеньевна. – Вот гляди – йод, если кто поранится, пластырь. Тут вот анальгину немножко, аспирин, дибазол с папаверином и капли Зеленина. Эти медикаменты знаешь, как употреблять?

Я кивнула.

– Ну и чудненько. Всех пришедших записывай в журнал, в сейфе но-шпа, но ее мало, только для сотрудников.

– Это и все лекарства?

– Хорошо еще, что такие есть, – пояснила Виктория Евгеньевна. – Да ты не бойся, сюда больше поболтать приходят. Видишь чайничек? Не пожалей, заведи пачечку чаю и сахарку, угостишь кого, сразу в авторитете будешь.

– А вдруг что серьезное? Аппендицит или сердечный приступ?

– Десять лет работаю, не припомню подобного. Вот вилки глотали…

– Зачем?

– Чтоб в больницу попасть, оттуда убежать можно – в город отвозят, в охраняемую палату, а из зоны удрать – без шансов!

Прямо над столом висела «Памятка медицинского работника». Чего там только не было. Медсестре предписывалось снимать пробу с обеда, проводить санитарную обработку бараков, вести беседы о здоровом образе жизни…

– Да не смотри ты туда, – сказала Виктория Евгеньевна, – платят копейки, а работы хотят на миллион. Приняла до 11 утра народ и сиди спокойненько, читай. Никому не нужно, чтоб ты по лагерю шлялась, одна головная боль – охранять надо… Если комиссия какая собирается, занавесочки постирай и халатик, впрочем, проверяющие сюда редко заглядывают. Да, вот еще.

И она выложила на стол тонометр и стетоскоп.

– Градусник никому не давай, – велела добрая сестричка, – один-разъединственный, разобьют еще, не дай бог! Температуру и так определить можно.

– Как?

– Ну лицо красное, глаза блестят, пульс частит, лоб пощупай…

– А вдруг туберкулез?

– Пульмонолог приезжает раз в год с передвижной флюорографией.

– Раз в год?

– А ты на воле, что, каждую неделю к фтизиатру бегаешь? Небось лет пять на рентгене не была.

– Вдруг зубы заболят…

– Ерунда, раз в три месяца стоматолог принимает, а если уж совсем невмоготу, отрядный вырвет.

– Отрядный?!

– Чего так удивляешься? Тут отрядные все могут – и зубы рвать, и нарывы вскрывать, а в женских зонах роды принимают… Познакомишься с ними. Нормальные мужики, с пониманием, зря никого не обижают. Ты замужем?

– Нет.

– Тогда на Константина Яковлевича, воспитателя из шестого отряда, обрати внимание. Холост, не пьет, не курит, во всех смыслах положительный. Ну, беги оформляйся!

День прошел в хлопотах. Выдали зеленую форму и халат. Поселили в общежитии, где, кроме меня, в комнате оказалась еще одна женщина, вручили талон на питание…

Во вторник утром отсидела за столом положенные часы. Явился только один «больной». Парень лет двадцати пяти с жалобой на головную боль. Я обслужила его как могла. Померила давление, поглядела горло, поводила стетоскопом по татуированной груди, потом дала таблетку анальгина и спросила:

– Кофе хотите?

Парень замер, потом уточнил:

– Это вы мне?

– Вам.

– Очень хочу.

Я налила кружечку «Нескафе», пододвинула коробку с рафинадом и пачку печенья «Глаголики». «Больной» моментально опустошил кружку, схватил несколько сдобных комочков и неожиданно спросил:

– Первый раз на зоне работаете?

Я кивнула.

– Оно и видно, – вздохнул уголовник, – кружечку еще одну заведите, для десятого номера.

– Для кого?

– Вообще-то, конечно, сами должны предупреждать, – продолжал просвещать меня мужик, – но есть такие падлы! Обязательно возьмите кружечку и напишите на ней «ь 10». Всем и понятно.

– Да зачем?

Парень вздохнул:

– Порядок такой, не могу же я с петухом из одной посуды хлебать! И кофе тоже всем без разбору не давайте, баловство это.

Так и не поняв, при чем тут петухи, я вызвала охрану, закрыла медпункт и пошла в 21-ю комнату.

– Ну чего еще? – недовольно спросило начальство.

– Должна снять пробу с обеда.

– Етит твою налево, – буркнул мужик, – зачем?

– Инструкция предписывает.

– Может, ну ее на фиг?

– Нет.

Меня с эскортом препроводили в столовую. По дороге спросила у охранника:

– Почему нельзя пить с петухом из одной кружки?

– Ни в коем разе, – испугался парнишка, – петух – опущенный, гомосексуалист пассивный. Его вещи брать западло, тронул – сам таким же считаешься. У них и посуда своя, «ь 10».

В столовой работали заключенные, я пожевала перловую кашу, хлебнула «Суп из капустного листа с рыбой» и с умным видом поставила в блокнотике крестик. Ладно, завтра пойду проводить санитарную обработку бараков…

Через три дня я облазила весь лагерь. Развела в огромном бачке раствор марганцовки и сделала из марли какое-то подобие кисти. Двое заключенных таскали «дезинфекционный раствор», сзади плелся охранник. Я засовывала «кисть» в бачок и кропила все подряд. Вечером, лежа без сна на продавленной койке, подводила итог увиденному. В лагере шесть отрядов, в каждом около ста человек. Отряд занимает громадную спальню, где на двухэтажных железных кроватях проводят ночь заключенные. Еще им положена полка в тумбочке. Зеки везде ходят строем – в столовую, баню, клуб. Гулять можно только в небольшом пространстве, огражденном колючей проволокой. Это так называемая локальная зона. У каждого подразделения она своя, и пообщаться с приятелем из другого отряда практически невозможно.

В столовую сначала входят несколько человек, которые и разливают по алюминиевым мискам баланду. Когда основная масса бодрым шагом вваливается в обеденный зал с песней, на столах уже стоят миски с едой и лежит хлеб. На обед дают два куска, к завтраку и ужину – по одному. Нечего и говорить, что каждый отряд ест в определенное время и только в своем тесном коллективе.

Имеется штрафной изолятор – ШИЗО. Туда запихивают за незначительные прегрешения примерно на пятнадцать суток. Более суровое наказание БУР – барак усиленного режима, и совсем плохо в ПКТ – помещение камерного типа. Словом, это тюрьма со всеми вытекающими прелестями. Во все места, приспособленные для наказаний, харчи в огромных, отвратительного вида бачках разносят баландеры.

Увидав в бараке шестого отряда мышь, я начала активную кампанию под лозунгом «Грызуны – разносчики чумы» и принялась лазить по всем углам и закоулкам зоны, щедро рассыпая повсюду абсолютно невинную смесь из соли, сахарного песка и соды. Начальство только крякало при виде стараний столь усердной медсестры, но сделать ничего не могло – я четко придерживалась должностной инструкции.

В конце концов пришла к неутешительному выводу – ни в жилых бараках, ни в ШИЗО, ни в БУР, ни в ПКТ Базиля нет. Не появлялся он и в мастерских промзоны. Где же спрятали мужика?

Помог случай. Наблюдая, как работающий на кухне зек раскладывает в бачки порции для ПКТ, обратила внимание, что он накладывает двенадцать половников каши, но камер там только одиннадцать, хорошо помню, а лишней миски никому не дадут.