Дарья Донцова - Бенефис мартовской кошки

– Эй, эй, – забеспокоилась я, – не надо!

Оксана с жалостью глянула на меня.

– Молчи уж, наломала дров!

– Но я не хочу спать!

– Кто же больного спрашивает, – хмыкнул Дегтярев, – доктор сказал в морг, значит, в морг. Действуй, Ксюша.

Я не успела даже ойкнуть, как в руку вонзилась иголка, и через пару секунд потолок завертелся и пропал.

Мне пришлось проваляться в кровати не двое суток, а четырнадцать дней. Ушибы болели невыносимо. До туалета я добиралась, ахая, держась за стенки, а глаз приобрел нормальные очертания только к середине октября. Аркадий объявил мне бойкот и демонстративно заявлял, появляясь на пороге спальни:

– За глупость и награда!

Машке было меня жаль, и она без конца притаскивала в спальню новые детективы и корзинки с фруктами. Десятого числа в комнату вошел Кеша и швырнул на одеяло упаковку с «Биг маком».

– Небось соскучилась по этой дряни.

– Ты больше не сердишься, – обрадовалась я, радостно разворачивая обертку.

Сын фыркнул и вышел. Пятнадцатого октября меня привезли к Дегтяреву на работу, и мрачные парни задали несчастной больной женщине кучу вопросов. Аркадий сидел около меня с непроницаемым лицом адвоката, иногда он пинал мать безукоризненно начищенным ботинком и шипел:

– Говори суть, не разводи сопли.

Такое поведение законника даже возмутило одного из допрашивающих, брюнета с нервным лицом, и он протянул:

– Вы, Аркадий Константинович, весьма странно обходитесь с клиенткой, честно говоря, я впервые сталкиваюсь с таким защитником.

– Она моя мать, – рявкнул Кеша, – ты бы со своей как в подобном случае поступил?

Брюнет мигом ответил:

– Убил бы.

Дегтярев хмыкнул, но ничего не сказал. Продержав меня почти до вечера, Александр Михайлович велел:

– Все, едем домой.

По дороге в Ложкино мужчины молчали как рыбы, любые мои попытки завести разговор пресекались на корню.

– Сегодня хорошая погода, – начала я, глядя на хлещущий за окном дождь.

Кеша мигом включил почти на всю мощность радио. Понимая, что переорать Земфиру не сумею, я замолчала.

В Ложкино меня отвели в спальню. Я плюхнулась на кровать и схватила книгу. Не хотят общаться, и не надо, когда-нибудь же домашним надоест дуться! Они и раньше иногда злились на меня, но следует честно признать, что так долго не обижались никогда.

В десять вечера дверь в мою комнату распахнулась, на пороге появилась группка людей: Аркадий, Оксана, Александр Михайлович и Манюня.

– Мы решили простить тебя, – заявил полковник.

– А я и не сердилась на мусечку, – влезла Маня, – ни одной минуточки.

– Замолчи, – велел ей Аркадий.

Я усмехнулась, Манюня терпеть не может, когда ущемляют ее свободу, сейчас старшему брату мало не покажется. Но неожиданно девочка забормотала:

– Ладно, ладно, не лезь в бутылку, – и захлопнула рот.

Я удивилась до крайности. Что за чудеса? Машка никогда не выступает в роли послушной младшей сестрички, ее амплуа совсем другое: казак, размахивающий шашкой.

– Спускайся в гостиную, – велел полковник.

Я порысила вниз. Первый, на кого упал взор, был Женька, мирно щелкающий пультом телевизора.

– Привет, – радостно заявил он, – у вас ТНТ не ловит? Вот жалость, хотел…

– Предатель, – затопала я ногами, – уходи немедленно! Ты вызвал ментов в пиццерию!

– Никого я не вызывал, – попятился Женька.

– Не ври! Очень хорошо видела, как защитники правопорядка проверяли документы у людей.

– Ну и что? В Москве все время облавы. Профилактика терроризма.

– Ага, – взвыла я, – только твои засланцы интересовались не лицами кавказской национальности, а женщинами-блондинками.

– Всем молчать! – рявкнул полковник. – Сесть на диван, ноги вместе, руки сложить на коленях!

– Мы там все не уместимся, – пискнула Оксана.

– Молчать, – гремел Дегтярев, становясь сине-красным, – надоело спорить с придурочными бабами, слушать меня, захлопнуть рот!

Я испугалась. Полковник невысок ростом, весьма тучен, и сейчас его давление явно зашкалило за сто восемьдесят. Как бы приятеля не прихватил гипертонический криз. Только забота о здоровье Александра Михайловича подвигла меня на послушание. Я покорно плюхнулась на диванчик.

– Вот и молодец, – неожиданно мирно заявил крикун. – Значит, так! Сейчас я объясню всем, что за история у нас приключилась, а потом совместно решим, как поступить. Имейте в виду, говорить буду только я! Тот, кто начнет перебивать, мигом вылетит за дверь. Ясно?

– Что ты смотришь в мою сторону? – обозлилась я. – Сижу, молчу.

– Вот и молчи, – вновь налился синевой приятель.

– Ты лучше начинай, – вздохнула Оксана, – а то голова заболит. Хочешь, укол сделаю?

– Засунь его себе в жопу, – огрызнулся всегда вежливый полковник.

Маня захихикала.

– Молчать! – завопил полковник. – Ты тоже хороша, всех обманула! Выдрать ремнем, лишить сладкого, отобрать видик, поставить на горох, запретить ходить в школу!

Аркадий хмыкнул:

– Ну со школой ты перегнул.

– Молчать!!!

– Все, все, говори сам.

Александр Михайлович схватил со стола бутылку боржоми, одним махом проглотил литр минеральной воды и мирно сказал:

– Слушайте.

Стас Комолов, нищий паренек, прибыл в столицу из местечка под названием Веденеево. Вроде и близко поселок от Москвы, а жуткая провинция. У себя дома Стасик работал шофером, особого образования у него не имелось, зато была интересная внешность, отличная фигура и исключительные мужские способности. Правда, последние вместо радости доставляли одни неприятности. Веденеево крохотное, жителей по пальцам пересчитать, свободных девушек и молодых вдовушек мало, а Стасик просто не мог подолгу жить с одной и той же. К слову сказать, обаять он мог существо женского пола минут за двадцать. Пару раз его пытались бить обиженные женихи и рогатые мужья. Скорей всего, Стасик бы сгинул в какой-нибудь драке, но тут, на его счастье, в Веденеево занесло госпожу Анну Лапшину.

Анечка, чей паспортный возраст точно не знал никто, кроме врача-косметолога, регулярно делавшего ей подтяжки, обожала молодых мужчин.

В тот судьбоносный для Стасика день престарелая Анечка возвращалась с дачи. На въезде в Веденеево машина зачихала и остановилась. Фортуне было угодно, чтобы мотор заглох возле ворот Комолова. Стас вышел, Аня, издали сходившая за девушку, кокетливо протянула:

– Вы можете помочь красивой даме?

– Попробую, – буркнул Стас.

Поломку удалось устранить лишь на следующий день. Ночь Аня провела в избе Комолова. Утром она уехала в Москву, за рулем починенной машины сидел Стас. Анечка увозила в столицу свою новую игрушку.

Целый год Аня обтесывала парня, старательно обучая того мыться, одеваться, разговаривать, пользоваться одеколоном и делать маникюр. Стас оказался хорошим учеником. Скоро в элегантном мужчине, небрежно достающем из кармана золотой портсигар, невозможно было узнать паренька-шофера из провинциального Веденеева. Несколько лет Аня и Стас жили душа в душу, но потом Комолов надоел Лапшиной, и та избавилась от любовника, передав парня Элен Войнович. Затем в жизни Стаса появилась Рената Горская, следом Лена Шумская…