Дарья Донцова - Кекс в большом городе

– Он с тобой теперь спит, – неожиданно спокойно констатировала Милочка, – ясненько! Суперски придумал! О подобном я еще не слышала! Ленке он набрехал про туберкулез, Ирке наплел о СПИДе, ясное дело, та долго думать не стала, смазала пятки салом. Я предполагала, что мне он еще про какую-нибудь болячку заведет. Но чтобы умершим прикинуться… Ты… как тебя зовут?

– Виола Тараканова, – покорно повторила я.

– Передай своему Андрюшеньке, что он заигрался. Не верю я ни в какую смерть, пусть катится вон и не считает всех дурами, я его сама бросила.

– Еремин умер, – сурово перебила я Милочку, – его тело недавно увезли в морг.

– Ха! – выкрикнула Мила. – Если это гонялово правда, то кто ты? Милиционер?

– Нет, меня зовут Виола Тараканова.

– Слышала уже сто раз тупое имечко. Телефончик ты где взяла? Дрюша его прятал лучше заначки!

– Когда Андрей умер, аппарат упал под стол, его нашла официантка и передала мне.

– Ха! Ты с какого боку там оказалась? – продолжала уличать меня во вранье Милочка. – Шла себе по улице, мороженое грызла, тут выбегает из кафе девка в переднике, сует тебе сотовый и велит: «Позвони Милочке»? Врать уметь надо!

– В вашем изложении ситуация и впрямь выглядит по-идиотски, – разозлилась я, – не так дело обстояло! Я сидела с Андреем в «Лотарингии».

– Вот! Сама призналась! Ладно, передай ему, что он урод!

– Ты дура?! – завопила я, теряя всяческое терпение. – Или сумасшедшая? У меня есть муж, я совершенно не нуждаюсь в связях на стороне, не изменяю супругу! К Еремину у меня было дело! Он предложил встретиться в «Лотарингии».

– Это его любимая забегаловка, – растерянно вклинилась в мою речь Милочка, но я не дала идиотке возможности высказаться дальше и, добавив в голос дицибел, легко переорала вздорную бабенку.

– Беседа носила рабочий характер, но мы даже не успели ничего как следует обсудить, Еремин упал лицом в тарелку, приехали врачи, но было поздно, официантка стала убирать зал, нашла мобильный, ярко-красный, совершенно не мужской по виду, и отдала его мне, решив, что сотовый оставила я, я хотела отнести трубку назад, а она зазвонила! Не надо спрашивать, откуда я знаю твое имя. За несколько минут до кончины Андрей говорил с тобой, а потом, разоткровенничавшись, сообщил: звонила сестра, она с моей женой не ладит, пришлось для бесед с тобой отдельный аппарат завести. В общем, твое дело, верить мне или нет! Телефон я оставлю в «Лотарингии», прощай. Сочла нужным сообщить тебе о внезапной смерти ближайшего родственника!

– Ты где? – прошептала Мила.

– На парковке у трактира.

– Не уезжай.

– Я тороплюсь домой, дел полно.

– Умоляю, подожди, – заплакала Мила. – Ты не врешь? Он умер?

– Да. Ты можешь представить человека, который способен шутить, оповещая людей о гибели их родственников?

– Стой на месте! Стой! Жди меня! Если уедешь, я покончу с собой! – выкрикнула Милочка.

В ее голосе было такое отчаяние, перемешанное с истеричной решимостью, что я невольно ответила:

– Хорошо, я сижу в «Жигулях», номер восемьсот тридцать.

– Бегу! – заорала Мила.

Отложив красную трубку, я тяжело вздохнула: ну вот, снова я попала в историю, сейчас мне предстоит беседовать с явно психически нестабильной Милой. Ну отчего я влипаю в дурацкие ситуации? Зачем стала отвечать на звонок? Пожалела сестру Андрея? Однако она странно ведет себя, скорее как жена или любовница. Конечно, случается, что сестры ревнуют братьев, но проявляется это по-другому. Женщины выражают неудовольствие невесткой, без конца критикуют приготовленную той еду, насмехаются над ее внешностью. Мила же отреагировала, словно пассия, которой объявили о разрыве отношений. Ну почему я вляпалась в эту историю? Сообщать людям печальные вести прерогатива милиции! Не схвати я телефон, сейчас бы уже сидела за письменным столом, работала над новым романом. Хотя, если откровенно, в голове нет ни сюжета, ни героя.

Дз-з-з-з, – зазудело из сумки.

Я вытащила свой телефон и глянула на дисплей. Номер начинался с 411, писательницу Арину Виолову искало издательство. Откашлявшись и ругая себя за трусость, я прощебетала самым милым голосом:

– Алло!

– Виола Ленинидовна, здравствуйте, – очень вежливо прозвучало из трубки.

Стало совсем нехорошо: интересно, почему мне решила позвонить Олеся Константиновна? Никаких рукописей я пока в «Марко» не относила!

– Здравствуйте, здравствуйте, – защебетала я, ощущая, как ледяная рука тревоги сжала сердце, – очень рада вас слышать!

– Только что кончилось совещание, посвященное съемкам вашего сериала, – как всегда, спокойно заявила Олеся.

Перед моим взором мигом возникла большая комната с овальным столом, вокруг него на стульях сидят гомонящие сотрудники «Марко». Основное большинство из них кричит, размахивает руками, сердится, одна Олеся Константиновна внешне спокойна, она молчит, делая изредка пометки в блокноте. Потом, когда буйство идей и фонтан креатива иссякают, Олеся Константиновна, аккуратно поправив прядь красивых светлых волос, тихо произносит:

– В услышанном мною сейчас имеются рациональные зерна. Первое.

И все замолкают. Абсолютно непостижимым образом спокойная, никогда не выходящая из себя Олеся мгновенно находит необходимую, рациональную идею в обсуждаемом материале. Светловолосая и голубоглазая красавица обладает ехидным языком и острым умом. Однажды я, сидя около полуоткрытой двери ее кабинета, невольно стала свидетельницей разговора редактора и одного из полувменяемых, возомнивших о себе черт знает что авторов. Писатель наотрез отказывался вносить в рукопись правку.

– Вы поганите мое слово, – орал он, – искажаете мысли, обезличиваете текст.

– Хорошо, – согласилась Олеся, – давайте укажем, что роман выпущен в авторской редакции.

– Ладно, – буркнул прозаик, – по крайней мере я не стану беситься, читая потом собственную книгу, а то корежит всего.

– И в авторской орфографии, – закончила Олеся.

– Вы о чем? – напрягся литератор.

– Можем полностью сохранить рукопись в первозданном виде, – мирно предложила редактор, – вы же хотите предстать перед читателями в, так сказать, первозданном виде, без правки!

– Верно, – слегка сбавил тон автор.

– Хорошо, – воскликнула Олеся, – значит, и название будет родное?

– Да! – рявкнул собеседник. – Знаю я вас, поменяете на дебильное.

– В принципе заголовок интересный, – словно не заметила хамства Олеся, – «Па́года в гостиной», но я не очень поняла, при чем тут храм!

– Умереть не встать! О какой церкви идет речь?

– Вот и я спрашиваю о том же!

– Вы неправильно поставили ударение, – взвизгнул «Достоевский», – не па́года, не культовое сооружение в Индии, а паго́да! Ну там дождь, снег, ветер… Паго́да! Просто паго́да!