Дарья Донцова - Кекс в большом городе

С тех пор жизнь Вергасовых превратилась в ад, Лиза убегала – родители ее ловили. Через десять лет терпение их иссякло, они постарались вычеркнуть из памяти непутевую дочь, последнее известие от Лизаветы пришло три года назад, она появилась на пороге родной квартиры, одетая в грязную куртку, и, сунув матери покрытого болячками младенца, прохрипела:

– Зовут Костей, забирайте и делайте с ним, что хотите, надоел мне до смерти, вечно орет. Ну, чего уставилась? Это твой внук, не нравится, я его выкину.

Спрашивается: следует ли жалеть подобную нищенку? Кто виноват, что теперь Лизавета живет в мусорном бачке? У нее имелось все для нормальной жизни, но каждый человек делает свой выбор сам.

А вот Олечке просто ужасно не повезло.

Размышляя о беспризорных детях, я поднялась на нужный этаж и вошла в комнату Федора.

– Звезда моя, – встал из-за стола пиарщик, – чай, кофе или потанцуем, пока работники телекамеры не явились на встречу? Ты любишь танго или вальс? Впрочем, извините, столь молодая особа, наверное, предпочитает брейк-данс. Садись, звезда моя, в ногах правды нет.

Я опустилась в одно из глубоких, мягких кожаных кресел. Кабинет Федора четко делится на две зоны. Справа от входа стоит рабочий стол и два достаточно неудобных, жестких, покрытых грубой материей красных стула. Слева расположена «группа отдыха»: мягкая мебель и журнальный столик, на котором красуется вазочка с конфетами. В «Марко» сухой закон, рядовой сотрудник, пойманный с бутылочкой пива, мигом окажется на улице без выходного пособия, но кабинет Федора имеет особый статус, здесь гостю нальют рюмашку, и в зависимости от того, какую бутылочку ушлый пиарщик вытащит из бара, вы легко сделаете вывод о своем статусе в «Марко». Вообще Федор – это индикатор, демонстрирующий значимость того или иного литератора.

Начнем с того, что с основной массой авторов наш Феденька не здоровается, просто проходит мимо, даже не задержав взгляд на человеке. Если кивнет, прыгайте от радости, руководство «Марко» на ежедневном совещании заметило – книга N продается удачно.

Если Федя начинает трясти писателю руку, улыбаться и говорить: «Шикарно выглядишь», – это означает лишь одно: произведение прозаика попало в рейтинг, журнал «Книга и деньги» включил его в десятку лучших.

И уж совсем классно, если Федор зазывает автора в свой кабинет, усаживает у стола и восклицает: «Звезда моя, нам следует пообщаться!»

Вот тут можно ликовать по-настоящему: «Марко» надумало провести вашу рекламную кампанию, издательские работники готовы потратить некую сумму на выпуск плакатов, закладок, календарей и приглашение журналистов.

Ну а если Феденька усаживает вас в кресло, да еще вынимает бутылку, значит, вы и впрямь звезда и теперь можете позволить себе некие маленькие капризы, типа заявления: «На передачу о жизни аллигаторов Кении я не пойду, устала от внимания прессы».

Впрочем, чтобы окончательно уяснить свое место в «Марко», надо еще ориентироваться в «бутылочном рейтинге». Тут имеются свои тонкости. Коньяк в шкафу стоит разный: от пакостного пойла, произведенного в подвале на малой Лоховской улице, до элитного напитка, доставленного прямо из Франции. Впрочем, есть на полках и водка, и шампанское, и виски, и вино; глянув на этикетки, вы сразу поймете, что к чему.

Меня, кстати, до сих пор не усаживали в кресло, госпожу Виолову держали у стола, на жестком стуле. В принципе у «Марко» нет ко мне никаких претензий, кроме одной: мало пишу и не вовремя сдаю рукописи.

Но сейчас пиарщик подчеркнуто заботливо умостил меня на кожаной подушке, потом распахнул дверцы бара и воскликнул:

– Звезда моя, как насчет шампусика?

– Спасибо, у меня от него голова болит, – честно ответила я.

– Коньяковского?

– Нет, нет.

– Водярского? Или винца? Имею совершенно замечательное, из Италии.

Огромным усилием воли я попыталась погасить счастливо-глупую улыбку. Федор не предложил мне молдавское, болгарское или чилийское пойло. Госпоже Таракановой хотят налить нектара, прибывшего с Апеннинского полуострова. Следовательно, мой рейтинг взлетел выше некуда. Правда, в шкафу еще имеются эксклюзивные вина из Франции, но их, думаю, открывают лишь для Бустиновой или Смоляковой.

– Спасибо, – тоном герцогини ответила я, – очень мило, но вынуждена отказаться, поскольку нахожусь за рулем. Вот минеральной водички хлебну.

Федор крякнул, покосился на свой стол, где стояла нераспечатанная пластиковая бутылка с этикеткой «Речная», и, добыв из недр бара стеклянную емкость, украшенную бумажкой «Naturwasser», ловко свернул пробку.

– Дешевая ты девушка, – вздохнул он, – имей в виду, подобных не ценят. Мужики любят тех, в кого много вложили: если за все по полной программе заплачено, то другому отдавать ее жаль. Значитца, так! Курс молодого бойца. Сейчас сюда заявится Анатолий Голубев, жуткий сукин сын! Отвратительная морда, жадный кабан! Твое дело молчать и кивать. Никаких разговоров о деньгах, это без Арины Виоловой обговорят. Помни, ты звезда, поэтому находишься выше земных реалий. Всякой ерундой, типа денег, то бишь гонорарами, занимаемся мы, мелкие, серые издательские мышки. Великую писательницу не волнуют презренные бумажки, она погружена в творчество. Компранэ [2], киса?

– Ага, – кивнула я, – понятно, но у меня иногда бывают всякие незвездные желания, вроде покупки одежды, обуви и вкусных продуктов, и вот в этот момент, когда пафосная личность мается у прилавка, ей очень хочется презренного металла, причем побольше.

– Лавэ получишь, – дернул шеей Федор, – но учти, чем дольше не будешь вмешиваться в процесс переговоров, тем больше бумажек попадет в твой кошелек. Сиди молча, улыбайся, кивай изредка, произнося фразу: «Все вопросы к издателям».

– Зачем меня тогда позвали?

– Ну ты даешь! Нельзя без автора! Имей в виду, Голубев мерзопакостный павиан, беспринципная сволочь, отвратительный… о… боже! Рад безумно, великолепно выглядишь! Господи, как ты похудел! Это специально?

Я обернулась и постаралась не захихикать. В кабинет бойко вкатился бильярдный шар, засунутый в светлый, выпендрежно дорогой костюм. Сходство с аксессуаром для настольной игры придавали Голубеву не только рост и объем – мне даже сначала показалось, что оба эти размера, если применить сантиметр, будут одинаковы, – но и совершенно лысая, блестящая голова.

– Раздельное питание, Феденька, – пропыхтело чудовище с портфелем, – жиры, белки и углеводы хаваются по отдельности, и, главное, никакой выпечки. Поэтому не предлагай мне ханки, плесни водички, как своей очаровательной дочке.

Федор заморгал, потом с совершенно искренним изумлением воскликнул:

– Ты кого имеешь в виду?