Дарья Донцова - Дама с коготками

Пуделиха Черри, облитая душем, истерически воет так, что прибегают все животные, а Маркиза просто и элегантно накладывает огромную кучу всякий раз, когда вы начинаете вытирать ее чистым, теплым полотенцем.

Я смотрела, как счастливый Банди носится по грязи, и улыбалась. По-моему, он специально пачкается, понимая, что потом поведут купаться.

– Эй! – раздался чей-то крик.

От задней калитки сада шла довольная Рафаэлла. На этот раз на девушке ловко сидело коротенькое розовое пальто, из-под которого торчала зеленая юбочка. Туфли, естественно, на высоченных каблуках. Сад у нас не заасфальтирован, проложены только узенькие дорожки, вымощенные плитками. Рафаэлла помахала рукой и двинулась навстречу. И тут Банди, обожающий гостей, как выпущенный снаряд, понесся на несчастную. Пит со всего размаха ткнулся в девушку гладким боком. Стриптизерка невольно отступила назад. Тонкая «шпилька» попала в бороздку между плитками. Нога подвернулась, Рафаэлла вскрикнула и упала. Банди радостно поставил перемазанные лапы на нежно-розовое пальто и принялся облизывать лицо упавшей. Через секунду Рафаэлла вскочила, но в каком виде! Чудесное пальтишко превратилось в грязную тряпку, макияж размазался. В довершение катастрофы свалился парик, и девушка стояла с коротко остриженной головой.

– Придурок, – завопила стриптизерка, заливаясь слезами, – сука мерзкая!

– Кобель, – поправила я ее, – это кобель.

– Какая разница, – вопила девица, – на что я теперь похожа!

– По-моему, без ужасной раскраски и жуткого парика стало намного лучше.

– Скажешь тоже, – шмыгнула носом проститутка, – у нас не принято ходить в таком виде.

Я повела потерпевшую крушение в дом. Через пятнадцать минут Рафаэлла превратилась в миленькую, простоватую девочку. Глаза без накладных ресниц и угольных бровей, рот нормального размера. Негритянские губы, впрочем, как и загорелый цвет лица, исчезли. Девушка вытерла короткие светлые волосы полотенцем и сказала:

– Гони баксы, привезла координаты Райкиного хахаля.

Она на самом деле хорошо поработала, на листке бумаги были не только фамилия, имя и отчество, но и место работы .

Итак, Иван Николаевич Раздоров, 26 лет, ассистент режиссера на телевидении.

– Довольна? – спросила Рафаэлла. – Хочешь, еще чего узнаю, только свистни.

Я угостила девчонку чаем. Потом она отправилась в ванну и долго рылась в нашей косметике, пытаясь привести себя в порядок. Но ничего не выходило. Ни я, ни Зайка не употребляем искусственных ресниц, ярких красок и пудры цвета загара. Пришлось Рафаэлле сделать макияж в светло-коричневых тонах. На мой взгляд, выглядела она чудесно, но девушка была другого мнения. К тому же парик пришел в негодность, а «шпилька» сломалась.

Это был на самом деле вечер испытаний для несчастной. Ей пришлось надеть мои туфли на практичном, низком каблуке. Сразу оказалось, что мы с ней одного роста. Доконало девчонку предложенное пальто. Длинное, закрывающее колени, но не до щиколоток, светло-бежевого цвета. Рафаэлла покрутилась у зеркала в холле и сообщила:

– Похожа на придурковатую сорокалетнюю старуху-учительницу.

Я усмехнулась: навряд ли учительницы носят кашемировые пальто из «Самаритэн».

Девчонка вздохнула и пошла на улицу. Я стала разглядывать бумажку с адресом. Надо проследить за Иваном Николаевичем, выяснить, каким образом он подобрался к записям Сержа.

Внезапно Банди заскулил и начал скрести лапой входную дверь.

– Успокойся, только недавно гулял.

Но пит продолжал упорно царапать створки двери и пищать. В конце концов у пса мог разболеться живот, я открыла дверь и увидела, что на пороге упала Рафаэлла.

Девушка лежала ничком, неловко подвернув руки. В первую минуту мне показалось, что она повредила ногу, но потом увидела темный, кровавый след на ступеньках. Под лицом стриптизерки стало медленно расплываться багровое пятно. Отпихивая ногами нервничающего пса, я заорала как ненормальная:

– Помогите!

Прибежавшие Оля с Аркадием тут же вызвали «Скорую помощь». Мы укрыли девушку теплым пледом, а над головой установили раскрытый зонтик. Рафаэлла была жива. На шее прощупывался слабый пульс, но мы боялись трогать раненую до приезда врачей. Вдруг у нее перелом позвоночника?

Приехавший фельдшер глянул на раненую, перевернул ее на спину. Мы увидели окровавленное лицо. Я отвернулась. Кто и за что напал на бедняжку?

– Надо сообщить в милицию, – сказал фельдшер.

Я стала звонить. Если уж иметь дело с милицией, лучше обратиться к Александру Михайловичу и Женьке, а не к районным руоповцам.

Полковник оказался на работе, и через полчаса, пугая соседей сиреной, во двор влетела машина. Из нее вылезло несколько человек, пропахших насквозь табаком. Началась обычная процедура. Натянули красно-белую ленту; место, где лежала девушка, очертили мелом. Женька на коленях ползал по дорожке, перебирая руками в перчатках комья земли. Еще один, незнакомый мне мужик складывал находки в коробочки. Александр Михайлович прошел в гостиную, устроился в кресле и произнес:

– Давно не был у вас, все недосуг. Рассказывай, что случилось.

Рассказать все? Выдать ему Зайку и Римму Борисовну? Ни за что! И я принялась самозабвенно врать:

– Случайно познакомилась с этой девушкой…

– Где?

Когда врешь, надо ложь переплетать с правдой.

– Глупо, конечно, захотела подшутить над Аркадием, вызвать ему стриптизерку.

– Зачем? – изумился полковник.

– Говорю же, дурацкая шутка. Девушка приехала договариваться.

Я рассказала о том, как пит извалял несчастную в грязи. В общем-то выложила всю правду, умолчала лишь о Раздорове, Рае Лисицыной и Серже.

Полковник слушал внимательно, изредка задавал вопросы, потом хватил кулаком по столу:

– Говори правду!

– Честное пионерское, – испугалась я, – все это правда, чистая правда!

– С трудом верится, что ты вызвала Аркашке проститутку, тем самым поставив Зайку в дурацкое положение!

– Они подсунули мне второго января торт, который взорвался.

Вот я и отомстила – насчет торта не соврала. Вечером второго числа гадкие дети, мило улыбаясь, позвали мать пить чай. В центре стола красовался шедевр кондитерского искусства – гигантский бисквитный замок с кремовыми украшениями. Я обожаю сладкое, и домашним моя безобидная слабость хорошо известна. Дети вручили мне нож, а сами отошли подальше. Ничего не подозревая, я воткнула нож в самую середину кондитерского великолепия. Раздался хлопок, и жирный крем залепил мне лицо, волосы и платье. Домашние просто легли от хохота. Остатки отдали довольным собакам, из холодильника появился новый, на этот раз настоящий «Полет», и я принялась заедать обиду.