Дарья Донцова - Улыбка 45-го калибра

– Знаю! – заорала Маня и унеслась.

– Масика надо положить в коробку к Черри, – посоветовала Зайка, – там полно собачат, котят, вот ему и станет тепло.

– Мой Масик ни за что не будет лежать рядом с вашей противной пуделихой, – ответила Замощина.

Но я быстренько выхватила у нее дрожавшего мелкой дрожью «сфинкса», бегом понеслась к собачьему ящику и пихнула несчастного кота в шевелящуюся гущу разноцветных комочков. Черри даже ухом не повела. Пуделята, мопсята, котята, а теперь еще и лысое нечто подсовывают. Всем своим видом собака выражала полное смирение: делайте, что хотите, мне уже все равно.

Еще больше удивил меня сам Масик. Всегда сердито шипевший и вздыбливавший шерсть при виде наших собак, он быстренько закопался в груду детенышей и заурчал. Очень довольная таким положением вещей, я побежала назад и застала дивную картину. Радостная Маруся трясет перед Ритой ярко-голубым, сильно завитым париком.

– Вот, надевай, никто и не догадается, что ты лысая. Я в нем Мальвину играла.

Багровая от злости Рита только молча открывала и закрывала рот.

– Ты издеваешься, – наконец прошипела она.

– Нет, – растерянно ответила Маня.

Понимая, что сейчас разгорится дикий скандал, я хотела было вмешаться, но тут Зайка заявила:

– Все, хватит, уже четыре утра, неплохо бы немного поспать. Слава богу, угрозы для жизни нет. Завтра купим тебе парик!

Рита вновь принялась рыдать, я же потихоньку заползла в свою спальню и совершила то, чего никогда не делаю: заперла дверь изнутри. Сил объясняться с Замощиной у меня больше не было.

На работе я до обеда разбирала шкаф. Но ровно в час отложила тряпку и сообщила Регине:

– У меня шестьдесят минут отдыха!

Та скорчила противную мину:

– И чего?

– Есть пойду.

– В столовую?

– Нет, мне там дорого, схожу в магазин, куплю сырок и вернусь.

Регина постучала пальцем по циферблату:

– Смотри не опаздывай.

Но мне надоело подчиняться ей, и я фыркнула:

– Наемся и приду, никуда этот шкаф не убежит, его почти двадцать лет в порядок не приводили!

Регина зыркнула в мою сторону, но ничего не сказала. Зато Орест Львович мигом сообщил:

– Назад можешь не возвращаться, на сегодня все. Ты будешь нужна только завтра.

– Вот спасибо, – искренно обрадовалась я.

– Только сначала сходи на третий этаж и возьми у секретарши Якова Федоровича пакет для нас.

Я кивнула и пошла в указанном направлении. Сидевшая в крохотном предбанничке дама лет пятидесяти, старательно пытавшаяся казаться тридцатилетней, протянула мне пакет. Я пошла вниз, но по дороге засунула нос внутрь полиэтиленового мешка. Ничего особенного, пустые пластмассовые баночки с этикетками «Маркус». Дневной крем от морщин, маска для сухой кожи и питательное молочко. Я покачала головой. А Орест Львович-то – жуткий лгунишка. Мне он сообщил, будто пустую тару поставляет муж Регины, а на самом деле ее дает Яков Федорович! Нет бы мне сразу догадаться, что у такой противной бабы и мужа-то никакого, должно быть, нет.

В Крылатское я примчалась к трем. Дом Любы высился огромным бетонным прямоугольником напротив четырех толстых труб, из которых валил разноцветный дым. Дивное местечко, экологически чистое и тихое, учитывая, что в двух шагах шумит многоголосая толкучка. Я въехала в арку, с трудом припарковалась между двумя разбитыми «Жигулями», вошла в подъезд, поднялась на семнадцатый этаж и остановилась возле двери, утыканной звонками. Очевидно, жильцы отгородились от посторонних дополнительной дверью.

Я старательно нажимала и нажимала на кнопочку, но безрезультатно. Впрочем, может, Люба на работе? В полной растерянности я села на подоконник и закурила, но тут дверь приоткрылась, и высунулась женщина с болезненно-бледным лицом.

– Простите, – тихо осведомилась она, – это вы сейчас к Любе звонили.

– Да, – обрадовалась я тому, что кто-то откликнулся, – вы ее сестра?

– Нет, соседка, – ответила тетка, – Валя Колоскова. У нас в квартире слышно, когда к Любе звонят. У меня муж очень болен, только-только уснул, а тут вы…

– Бога ради, простите, не знала, что здесь такая слышимость, и совершенно не желала причинить вашему супругу неудобство, – вежливо ответила я.

– Оно понятно, – вздохнула Валя.

Внезапно меня будто током ударило: Валя Колоскова! Именно эти имя и фамилию упоминала Люба, крича на Олега Игоревича: «Почему Вальке Колосковой тысячу долларов дали, а мне пятьсот?»

Что ж, удача сама плывет ко мне в руки, грех не воспользоваться, главное, найти подход к этой бабе. Похоже, она не злая и не хулиганка, как Ракитина. Вон какое у нее простое усталое лицо, да и в глазах нет никакой стервозности. Кажется, Валя из тех людей, которые постоянно жалуются на жизнь. Уголки ее рта загибаются вниз, на лбу виднеются довольно глубокие поперечные морщины. Такие появляются, когда человек, подняв брови, начинает причитать:

– Господи, ну за что мне такая жизнь?!

– Значит, вы соседка Любы?

– Да.

– Не подскажете, где она?

Колоскова секундочку помолчала:

– Вы ей кто?

– Родственница, очень, очень дальняя, можно сказать, один раз за всю жизнь и встречались, – принялась я сочинять, – моя бабушка была сестрой двоюродного брата второй жены первого мужа Любиной матери, понятно?

Валя обалдело кивнула:

– Ну, в общем, да…

– В Москве проездом, – бодро неслась я дальше, – только на два денечка, вот и решила, чего деньги за гостиницу отдавать, а? К Любе подъеду, уж не выгонит небось. Лучше я ей заплачу за постой.

– И сколько дать хотели? – неожиданно оживилась Валя.

– Десять долларов.

– Можете у меня остановиться, – вздохнула Валя. – Вещи-то ваши где?

– В камере хранения. Только лучше у Любы, можно у вас посидеть, ее подождать?

– Проходите, – протянула Колоскова и посторонилась.

В нос ударила смесь разных запахов: лекарств, только что выстиранного белья и кипящего супа, похоже, куриного. Мы прошли в довольно просторную кухню.

– Я не помешаю вашему больному мужу?

– У нас три комнаты, – пояснила Валя, – Слава в одной, я в другой, третья свободная, могу туда пустить за десять долларов, могу и чаем напоить за отдельную плату. Вы езжайте за вещами, не тратьте время зря, не придет Люба.

– Неужто отдыхать уехала?

– Убили ее.

– Убили?!!

– Уж извините, коли испугала, – развела руками Валя, – но все равно бы узнали.

– Как это? – бестолково забормотала я. – Кто? Почему?

– Вчера поздно вечером, в арке, – ответила Валя. – Люба – полуночница. Сколько раз я ее предупреждала: осторожней надо быть, нечего в темноте шастать, но она смеялась надо мной, обзывала глупой гусыней. И что получилось? Сегодня рано утром мусорщики за бачками приехали и нашли ее. Лежит в проходе, уже окоченела. Цепочку с шеи сорвали, сережки из ушей выдернули, сумочку отняли. За копейки убили. Ударили железной трубой по голове, проломили череп.