Люся Лютикова - Прошла любовь, завяли помидоры

– Так ты знаешь, кто на тебя покушался?

– Конечно! Длинные руки депутата Рыжовникова дотянулись и до меня! О господи, – встревожилась я не на шутку, – Ярослав Мокряк жив? Или его убили, как Валеру?

В этот момент в палату вошёл Руслан Супроткин с букетом, композицией из синих ирисов в корзинке. Букет был очень красивый, украшен изящной бабочкой, совсем как живой, но это были ирисы, а не сто одна роза, и я немного, совсем чуть-чуть расстроилась.

– Люська, как же ты меня напугала! – вместо приветствия воскликнул Руслан. – Зачем ты полезла в это дело? Ещё день-два, и капитан Липский сам бы его раскрыл.

Я оставила при себе мнение о капитане Липском и его черепашьей скорости в раскрытии убийств.

– Надеюсь, Рыжовникова уже лишили депутатской неприкосновенности?

– А надо было?

– Ну, знаешь, если для вас убийство Валерия Афонина и покушение на мою жизнь ничего не значат… Ещё неизвестно, жив ли Ярослав Мокряк или уже где-то червей кормит.

Руслан присел на краешек моей кровати и ответил:

– Рыжовников не имеет к этому никакого отношения.

– Но он же требовал у Афонина денег! Грозился убить.

– Слова к делу не пришьёшь. Мало ли кто чем грозился. Возможно, для депутата сумма, которую проиграл его сын, не такая уж большая, и он смирился с потерей. В конце концов, потерять хлебную депутатскую должность, если вскроется заказное убийство, выйдет намного разорительней.

– Кто же тогда убил Валеру и покушался на меня?

– Совсем не догадываешься? Наталья Горбачёва.

– Наталья? Эта маленькая женщина, похожая на испуганного воробушка?

– Как думаешь, почему она хотела твоей смерти?

Мне пришёл в голову только один вариант:

– Потому что я отказалась продать свою квартиру и отдать ей деньги? Уж очень злой был у неё тогда взгляд, даже безумный какой-то. Она так напирала на меня: продай да продай. Пристала как банный лист. Я представляю, как она достала бедного Валерку Афонина. Вот уж кто настоящая сумасшедшая!

Я скосила глаза на Галку, не приняла ли она мои слова на свой счёт. Кажется, нет.

Руслан улыбнулся:

– Твоя квартира ни при чём. В разговоре с тобой Горбачёва проговорилась, что убила Валерия Афонина, выдала себя, вот и заметала следы.

Изумлению моему не было предела.

– Правда?! Когда? Я этого даже не заметила!

– Наталья случайно обмолвилась, что Афонин мог бы продать свою роскошную квартиру на «Белорусской». Но квартира принадлежит по документам его жене Галине, прописан он у матери, в собственности есть только комната в коммуналке. Узнать про эту квартиру Наталья могла только, если следила за Афониным.

– А Горбачёва действительно за ним следила?

– Ну конечно, она же его убила.

– Но зачем Наталье его убивать? Какая выгода? Она не является наследницей Афонина, никаких денег она не получит, сына не вылечит.

– Следствие предполагает, что Горбачёва психически не здорова. Так ли это, определит судебно-психиатрическая экспертиза. Но на допросе из её уст прозвучала фраза: «Афонин решил, что моему сыну незачем жить, а я решила, что жить не надо ему». Наталья подкараулила его, когда он закрывал дверь квартиры, ударила сзади ножом, метила в сердце, но промахнулась. Рана ослабила Валерия, однако он не умер. Между ними завязалась борьба, женщина схватила шарф, который валялся на лестничной площадке, и придушила Афонина. Шарф принадлежал Галине, она его обронила, поэтому на шарфе были её волосы.

– Ох, – вздохнула я, – какие-то слабые доказательства у следствия. В любой момент Наталья откажется от признательных показаний, и пиши пропало.

– Следователь Липский проделал огромную работу, в деле много фактических доказательств: записи с камер наблюдения, свидетельские показания. Так что от ответственности Горбачёва не уйдёт. Опять же, тот факт, что она пыталась убить тебя, тоже является доказательством её виновности в смерти Афонина.

– Получается, Наталья следила за мной до самой ночи? Поразительно, но я совершенно не заметила, что за мной кто-то наблюдает!

– Когда вы расстались, Горбачёва стащила телефон у молодой мамаши в кафе, когда та была занята ребёнком, и позвонила тебе. Представилась менеджером службы доставки цветов, чтобы выведать твой адрес. Ты назвала адрес художественной галереи. Вот уже от галереи Наталья за тобой следила. Заманила в тёмную подворотню и попыталась убить. Её спугнул собачник, который вывел питомца на прогулку. Благодаря ему ты осталась жива.

– Но Наталья сказала, что букет от Руслана. Она назвала твоё имя! Откуда она могла знать?

– Она подслушала твой разговор с менеджером из агентства «Счастливые люди». Ты сказала, что будешь с женихом Русланом, она запомнила.

– Так, значит, ты не заказывал мне букет из ста одной розы?

– Увы, нет.

– А я ожидала, что ты мне в тот вечер предложение сделаешь, – прямо сказала я.

– Люська, я женюсь. У меня завтра свадьба, – выпалил Руслан.

Я подскочила на кровати.

– Как завтра?! Меня же завтра из больницы не выпустят! Я тут сколько ещё буду валяться – неделю, две? И даже если выпустят, где я возьму свадебное платье? Зачем же ты согласился на завтрашнюю дату?! Свадьбу надо перенести!

Я наткнулась на полный ужаса взгляд Галины. А майор смотрел куда-то в сторону. Я почувствовала себя воздушным шариком, из которого выпустили воздух.

– Подожди-ка, до меня дошло. Ты женишься не на мне.

Руслан скорбно молчал.

– А на ком?

Майор мялся, как первоклассник у доски.

– Понимаешь, так стремительно получилось… как наваждение… она…

Я прервала:

– Стоп, не говори, мне совершенно не интересно. Ладно, иди, готовься к свадьбе. У тебя завтра важный день.

– Но мы останемся друзьями, правда, Люська?

– Конечно останемся. И как друг я желаю тебе счастья.

Мои слова прозвучали фальшиво, будто реплика из какой-то плохой мелодрамы, но это была правда. Когда знаешь человека семь лет, когда было и хорошее, и плохое, когда вы как два вросших друг в друга дерева, ты не можешь опуститься до банальной ненависти только потому, что он женится на другой.

– Нет, каков подлец! – заклокотала от возмущения Галка, когда за майором закрылась дверь. – Сказать тебе, что бросает, что женится, сейчас, когда ты в больнице, в критическом состоянии! У мужика совсем ни стыда, ни совести!

– А когда он должен был сказать? – Я устало откинулась на подушку. – Когда у них ребёнок родится? Да он давно порывался, только откладывал разговор, смелости не хватало.

Подруга с жалостью смотрела на меня.

– Ты как? Держишься?

– Странно, но я ничего не чувствую. Ни-че-го. Может быть, врачи накачали меня какими-то лекарствами, притупляющими реакцию? Потому что у меня вообще нет никаких эмоций. А должны бы быть, всё-таки семь лет коту под хвост.