Татьяна Луганцева - Фунт лиха с изюмом [litres]

Она молча плюхнулась на диван и устало вытянула босые ноги.

Клавдия Ильинична засуетилась вокруг нее.

– Чаю, Яночка? – предложила она. – Горяченького? Тебе сейчас не помешает. И где же ты так наплавалась, а?

Яна тяжело вздохнула:

– Потом расскажу. Устала, ноги не держат. Клавдия Ильинична, можно я у вас останусь?

– Да, конечно! Какой разговор! У меня хороший номер, есть и диванчик, ляжешь, где захочешь. Возражения не принимаются, – затараторила Клавдия Ильинична. – Ой, как хорошо! А еще хорошо, что тебя никто не увидел, а то налетели бы.

Клавдия Ильинична наклонилась и подняла с пола мокрую шубу Яны, как дохлую собаку.

– Мать моя в ботах… Кажется, этой меховой шубе полный капец. На батарее ее сушить нельзя, пусть в коридоре на вешалке повисит, сейчас под нее тазик поставлю. А потом в химчистку…

Она посмотрела на Яну, но та уснула прямо на диване. Клавдия Ильинична аккуратно подсунула ей под голову подушку и накрыла своим одеялом.

Утром она отнесла шубу в химчистку, а вещи Яны в прачечную при отеле, благо здесь эти услуги предоставляли. Возвращаясь в номер, она подошла к стойке администратора. Девушка-администратор, на лацкане пиджака которой висел бейджик с именем «Дарья», приветливо ей улыбнулась:

– Чем могу быть полезна?

– Нужна ваша помощь. Скажите, пожалуйста, где можно приобрести приличный, но не очень дорогой наряд для сорокалетней элегантной женщины? У нас сегодня важное мероприятие.

– Открытие русско-чешского центра культуры? – вдруг уточнила администратор Дарья.

Клавдия Ильинична на секунду замерла.

– Вот-вот. Нужно выглядеть на миллион, а потратить всего несколько тысяч. Рублей, естественно.

Даша заулыбалась.

– Я вас поняла. Могу вам помочь. Напротив отеля есть бутик. Продавец-консультант может принести вам на примерку до десяти вещей. Нужны размер и ваши пожелания.

– Чтобы я без вас, душечка, делала? Сорок два – сорок четыре, рост сто семьдесят пять. Элегантная классика. Никакой экзотики, вы понимаете?

Дарья кивнула и что-то записала в своем блокнотике.

– Я всё поняла. Сейчас оформлю заказ. Принесут в номер. Ждите.

Когда Клавдия Ильинична поднялась на свой этаж. Яна, после душа завернутая в полотенце, сидела с ногами на диване и грызла яблоко. Перед ней на низком столике стояло зеркало, в котором она рассматривала свое осунувшееся лицо, свежие ссадины и россыпь синяков на плечах и руках.

– Ну, с Новым годом тебя, наша спасительница! Видишь, как разместили нас. Народ безумно рад. Банкет был на Новый год оплаченный. Сегодня сцену замечательную предоставляют, все просто счастливы. Но боюсь я, не рвать бы мне на себе волосы оттого, что это именно я упросила тебя сюда приехать. Что с тобой произошло? Это не Карл тебя избил? – села рядом Клавдия, с тревогой всматриваясь в лицо Яны. – У тебя в глазах такая боль. Мамы здесь твоей нет, но ты же знаешь, что можешь мне довериться.

Яна взяла расческу, разделила свои длинные волосы на две части и начала заплетать косичку. Это явно ее успокаивало.

– Даже не знаю, с чего начать…

– Так, прямо с главного и начинай.

– Гримера бы мне.

– Это я позову. Всё будет хорошо. Ты, Яна, будешь завтра блистать, даже не сомневайся. Ты же меня знаешь? А я знаю тебя. Главное, чтобы в глаза твои жизнь вернулась. Они у тебя сейчас совсем не горят. А блеск в глазах – главное украшение женщины.

Яна рассказала о всем том, что с ней приключилась, выплакалась на груди Клавдии Ильиничны, напилась горячего чаю и успокоилась.

На огонёк заглянули артисты труппы. После их улыбок и обнимашек, она уснула, свернувшись калачиком. Клавдия Ильинична сидела с ней рядом и даже спела колыбельную. Она немного чувствовала вину, что ради благополучия своего театрального коллектива уговорила Яну вернуться в прошлое. Кто же знал, что это прошлое окажется таким темным омутом, что затянет Яну и лишит ее и настоящего, и будущего. Хотя, стоп! Будущее всегда неизвестно.

Утром Яна припомнила вечерние посиделки.

Клавдия Ильинична возмущалась:

– До чего мир дошел. Травить любимую женщину, чтобы заполучить ее! В наше время более изобретально ухаживали, а сейчас – наркотик в алкоголь. Докатились. И главное, кто на это пошел? Карл Штольберг – идеал воспитанности и аристократичности. А повел себя как последний урка. А если бы Яна умерла? То же мне – красавчик! Тюрьма по нему плачет!

– Что значит «красавчик»? Он что, красивее, чем я? – обиделся Иван Демидович Головко – заслуженный артист, премьер Театра юного зрителя, который всю жизнь играл принцев, смелых разбойников и волшебников. Как всякий мужчина-артист он считал, что в театре его недооценивают, а женщины – не понимают. В юности очень смазливый Ваня с годами сдал, обрюзг и заимел противный скрипучий характер. Неумеренное употребление алкоголя ускорило процесс распада, и сейчас перед Яной был помятый тип с бархатными модуляциями в голосе, привыкший к обожанию женщин. Он носил длинные крашеные волосы, которые значительно утратил к данному моменту, вельветовый коричневый пиджак, вытертый на рукавах, шейный платочек и модные ботинки на толстой подошве. Иван Демидович был человеком добрым, легкомысленным и неисправимым бабником, хотя сейчас весь его мужской пыл, как говорится, уходил в гудок. Он больше говорил, чем делал. Перед женщинами старикан всегда красовался, как павлин в брачный период.

– Ты у нас единственный красавец, это не обсуждается, куда ж мы без тебя? – ответила Ивану Демидовичу Клавдия Ильинична.

Иван Демидович довольно улыбнулся.

– Ой, Янка, помнят еще мои коленки, как я тебя на них катал. Ты с детства худенькая, как щепочка была, лёгонькая, как пёрышко. – Он уже с утра принял «на грудь» и сейчас находился в приподнятом настроении.

– Отстань от Яны. У нее завтра ответственный прием, – махнула на него рукой Клавдия Ильинична.

Но Ивана Демидовича не так-то легко было унять.

– Нет, когда ты со своим князем мутила, так я рад был. Думал, что пригласишь старика на старости лет погреться у камина и пообжиматься с местными фрейлинами в его замке…

– А без фрейлин ты не согласен? Обычная квартира тебе не подойдёт? – поинтересовалась Яна. – У меня теперь есть квартирка в Питере. Ключики в сумочке лежат, а я там еще ни разу не была, и, видимо, уже не буду. Мне от человека, сделавшего подарок, теперь ничего не надо. Тем более что у него новая пассия.

– Вот хорошо вам, женщинам! – веселился старый актёр. – Будь я женщиной, я бы от квартиры не отказывался. – Сейчас бы у меня уже целый этаж был…

Яна повернулась к невысокой полной женщине – гримёру Зое. Никто никогда не звал ее по отчеству, только Зоя.

– Зоечка, пчелка моя! Спаси дядю Ваню, сделай из него молодого красавца!