Николай Башмаков - Деревенский Зорро

В общем, данный руководитель был удобен для всех. Однако это обстоятельство совершенно не способствовало процветанию колхоза. Воровство общественного добра приобрело здесь почти легальный характер. Многие вообще рассматривали его как форму некой компенсации за свой труд. Ибо нормальную зарплату в хозяйстве не выдавали уже три года. А авансы, которые люди получали раз в квартал, очень напоминали милостыню. Правда, далеко не такую, что собирают нищие в столице. Тем не менее, колхозники забастовок не объявляли, а продолжали работать на общественной ниве, успевая при этом обслуживать и личное подворье.

Так было и на этот раз. Колхоз "Рассвет", в очередной раз уменьшил поголовье скота, закупил на деньги, вырученные от продажи мяса, горючее и приступил к уборке.

И едва были отвезены от комбайнов первые тонны зерна, как по селу начали гулять слухи о его воровстве. При этом, как это принято в деревне, фамилий никто не называл. Все передавалось в неясной форме. "Кто-то" из комбайнёров прямо с поля "за бутылку" загружал "кого-то", и этот "кто-то" увозил зерно "куда-то". И хотя очень многие знали, кто конкретно проделывает эти "тайные" операции, все делали вид, что ничего толком не знают. А по слухам, что вполне естественно, никто никаких мер не принимал. Так продолжалось бы и дальше, если бы не произошёл случай, когда расхитителей поймали с поличным.

Водитель Сергей Кондратьев проработал в колхозе одиннадцать лет. Сергей был парнем неглупым и в известном смысле предприимчивым. Он с молодости усвоил, если будешь просто крутить баранку и жить на зарплату, из нужды не вылезешь. Поэтому использовал любую возможность заработать левыми рейсами. В отличие от других шофёров он никогда не выполнял работу "за бутылку" и брал только наличными. И никогда не упускал возможности прихватить и увезти к себе на подворье всё, что плохо лежит. Особенно плохо в колхозе лежали строительные материалы, поэтому жил Кондратьев гораздо "лучше" своих коллег.

У него был добротный кирпичный дом и все необходимые в деревне постройки. В металлическом гараже стоял новенький "Жигуль". Жена и сын были одеты, "как люди".

Конечно, многие односельчане поглядывали на него косо и за глаза называли "жлобом, меряющим всё на деньги". Но Сергей считал: всё это от зависти и неумения жить. У большинства колхозников просто отсутствует предпринимательская жилка и умение брать от жизни то, что она даёт. По его глубокому убеждению, только дураки не хотят понимать буквально слова из песни, уже давно ставшие народной поговоркой: "всё вокруг колхозное, всё вокруг моё". Как всё-таки здорово, что наступили, наконец, времена, когда никому не нужно доказывать, каким путём, честным или нечестным, ты приобрёл всё, что имеешь.

Вот и сегодня он вывозит зерно от комбайнов. Только абсолютный лох не может на этом подзаработать. Работа построена на полнейшем доверии. Бригада комбайнёров на четырёх комбайнах жнёт. Шесть грузовиков отвозят зерно на склад. Учёт ведёт только заведующая складом. Она добросовестно взвешивает машины и записывает данные в книгу учёта. Сколько привезут, столько и запишет. При этом не забывает и себя. Чтобы на складе было неучтённое зерно, немножечко занижает вес каждой машины. Не воспользоваться таким учётом было бы глупо.

Очередную машину Кондратьев на склад не повёз, а завернул на околицу, где жил его приятель Иван Овчаренко. Овчаренко числился фермером. Прежде, чем выйти из колхоза, он хорошо подготовился. Имел трактор со всеми прицепными агрегатами, купленными за бесценок в том же колхозе. У него было своё зернохранилище и даже небольшая сушилка. Продавать зерно "хохлу" было удобно. Заехал, вывалил, и, поди разберись, фермерское это зерно или колхозное. Правда, платил Овчаренко всего половину цены, но зато нет нужды далеко ехать и риска никакого.

Кондратьев подъехал к дому, заглушил машину и вошёл во двор. Хозяин работал в столярной мастерской. Увидев гостя, остановил станок, поздоровался и спросил:

– Ну что, привёз?

– Привёз. Дело за расчётом. Включая вчерашнее, ты мне должен за восемь тонн.

Овчаренко прищурил глаза и с усмешкой ответил:

– Ну, с расчётом придётся денёк-другой подождать. Тебе ведь нужны только наличные. А я, сам понимаешь, таких денег в доме не держу.

Кондратьев начал злиться. Хороший мужик Иван, но есть у него отвратительная "хохляцкая" черта. Если кого-нибудь не обманет, ночь спокойно спать не будет. Однако вслух свои сомнения высказывать не стал и жёстко потребовал:

– Меня твои проблемы не волнуют. Вечером – деньги, иначе утром я работаю на другого клиента.

Овчаренко обострять отношения не стал. Уборка в колхозе только началась, и при умном подходе с этого можно получить неплохой доход. Он похлопал Кондратьева по плечу:

– Ладно, не будем ссориться. Будут вечером деньги. Только ты не забудь разгрузиться.

Они вышли во двор. Овчаренко занялся запорами на воротах, а Кондратьев пошёл к машине. Когда фермер распахнул ворота, то вместо гула заведённого двигателя услышал, как "завёлся" Кондратьев. На первозданную деревенскую тишину обрушился целый каскад выражений, специально придуманных талантливым русским народом для общения с недругами. Овчаренко подошёл к автомобилю. Колеса машины были спущены. На стекле белела записка:

"Немедленно верните зерно в колхоз. Не забудьте о машине, которую разгрузили вчера. Дублёр".

Фермер немного подождал и, когда словесный поток у Кондратьева начал иссякать, заговорил:

– Словами, хоть они у тебя забористые и сказаны исключительно по адресу, делу не поможешь. Давай лучше подумаем, что делать?

– Что делать? – переспросил всё ещё не успокоившийся шофёр, – выгружать зерно, вот что делать! А с этой гнидой я рассчитаюсь! Жалко, что "мафиози" его не добили!

Далее снова последовали выражения нелитературного характера, и Овчаренко опять пришлось ждать. Он понимал: Сергей Кондратьев слишком мелок и труслив, чтобы связываться с Топтыгиным. Но сейчас ему просто необходимо "выпустить пар". Только тогда он сможет нормально соображать. Так и вышло. Кондратьев выговорился и замолчал. Овчаренко воспользовался паузой и изложил свои мысли:

– Сергей, ты не горячись и с этим делом не спеши. Сначала всё хорошенько разузнай. Может быть, это и не Топтыгин вовсе, а кто-то просто сработал под него. Я даже не исключаю, что это кто-то из соседей.

Кондратьев всё ещё злобно сопел, но истерика у него прошла:

– Может, ты и прав. Давай выгружать зерно. Не вести же его на самом деле на склад. Разгрузимся, и я уеду. Тогда никакой прокурор не докажет, что зерно не твоё.

Фермер согласно кивнул:

– Правильно. Заезжай на спущенных колёсах, разгрузим, а потом займёшься ремонтом.