Игорь Чубаха - Тайна Черного моря

Пластмассовый параллелепипед, завывая, как немецкая авиабомба, всеми своими шестьюдесятью килограммами обрушился на токоприемник загородившего движение «жигулю» троллейбуса и скатился по покатому корпусу под колеса. На миг ночной воздух прорезал оглушительный магнитофонный вопль «Move! Your! Ass!», потом внутри параллелепипеда что-то клацнуло, и все стихло.

Зато с секундной задержкой посыпались отчаянно красивые в ночном воздухе искры, беспомощно заболтался в поисках провода ус троллейбуса, и обесточенная единица общественного транспорта замерла.

Хутчиш еще успел заметить, как из «жигулей», зажатых со всех сторон неистово сигналящими машинами, вывалился Господин Доктор собственной персоной, замахал рукавами балахона, закричал на ни в чем не повинного водителя троллейбуса...

Анатолий попытался вновь оседлать попутный ветер. Не смог. Слабый воздушный поток, рожденный перепадом температур над нагретым асфальтом Невского проспекта и холодными водами Невы, понес прапорщика к Зимнему дворцу.

Подобное, наверно, чувствуют увлекшиеся воздушным боем летчики, когда кончается топливо. Земля льнула голодным зверем. «Планер» терял высоту. Еще немного, и снижение превратится в пике. Надо подняться повыше — там есть подходящие течения. Надо, Толя, надо.

И когда его искусственная птичка уже готова была запутаться в силках проводов, оплетших город на уровне крыш, прапорщику удалось сместить центр тяжести настолько, что нос птички снова потянулся к высям.

Высота двадцать пять метров, тридцать, сорок... Под Анатолием вильнул запруженный толпами морячков Дворцовый проезд, азартно блеснул брызгами извивающийся фонтан в скверике у Эрмитажа.

Потом суша и людской гам отодвинулись назад, и под воздухоплавателем раскинула свои катящиеся в Балтику, маслянисто блестящие волны Нева-река. Дворцовый мост протянулся по левую руку. По мосту в тараканьем забеге мчались на роликовых коньках китайцы, много китайцев, принимаемых горожанами за лихо резвящихся подростков.

От потока холодного воздуха слезились глаза. В буграх мышц накручивала обороты тупая боль. Несколько воздушных ям с удовольствием слопали достигнутую высоту.

Над водой похолодало, повеяло морской капустой и тиной; дельтаплан клюнул носом, прижимаемый нисходящими воздушными потоками, но Анатолий усилием ног немного увеличил угол атаки планера, на высоте примерно пятнадцать метров благополучно пересек набережную стрелки Васильевского острова, отметив свежую фанерную проплешину на крыше айсберга Военно-морского музея — вчера не по вине Анатолия отсюда стартовала баллистическая старуха, — и полетел в сторону светлеющих на фоне сиреневого неба Ростральных колонн.

Самолетик скользнул вниз, потом снова попал в восходящий поток — от огня второй Ростральной колонны. Огонь, разожженный в сей праздничный день в чаше-светильнике на вершине колонны, лизнул жестяное брюхо, и самолетик заплясал, как чудом уцелевший комар.

Теперь аэронавт находился на достаточной для маневрирования высоте — примерно пятьдесят метров над городом. Главное — не забраться еще выше, чтобы не попасть под бдительные радиолокационные лучи ПВО Ленинградского военного округа, денно и нощно стерегущего мирное небо над городом.

Измученный и усталый организм прапорщика спешно объявил призыв последних сил для того, чтобы уцелеть, ум, как никогда, здраво перебирал варианты возможного развития событий. Иначе тот, кто остался на земле и до сих пор убежден, что установка Икс в руках прапорщика, окажется сильнее.

А Господин Доктор умел проигрывать. Точнее, умел проигрыш превратить в победу.

Неоновые огни и окна ресторанов цвета виски слепили гонконгского воина. Вокруг шаркали по асфальту варвары, озираясь на его нелепый, увенчанный высоким воротником наряд. Пусть озираются. Господин Доктор мог бы убивать их, как назойливых мух, десятками, сотнями, тысячами. Но ему нужна была всего одна муха. Та, которая оказалась чересчур назойливой.

Поняв, что беглец, а вместе с ним и установка уходят из поля зрения. Господин Доктор лихорадочно огляделся. На глаза ему попалась сработанная под старину карета с расфуфыренным для увеселения туристов, но грустным в столь поздний час кучером, влекомая понурой, равнодушной ко всему происходящему вокруг кобылкой темной масти. Кобылке было наплевать на гам и праздные шатания. Кобылке хотелось овса и спать. Поэтому она снуро брела точно по разделительной полосе, наплевав на ПДД.

Господин Доктор бросился наперерез карете. Прыгнул на облучок и без экивоков спихнул кучера. Подхватил вожжи.

Почувствовав жгучий удар по боку, лошадка удивилась, прижала уши и перешла на аллюр. Подковы резво ударили в твердь асфальта. Застонали рессоры. Деревянные сочленения тарантаса взвизгнули.

— Хей-я! Хей-я! — что есть мочи нахлестывал бедное животное Доктор.

Встречные машины шарахались и оглашали проспект гневными сигналами клаксонов. Кобылка несла Доктора туда, где должен был прервать полет единственный встреченный Господином Доктором .за долгую жизнь достойный противник, по нелепому стечению обстоятельств носящий русское имя.

Черпая надежду у незримо парящего в астрале Белого Орла, рея под безоблачным, но уже непрозрачным небом и лихорадочно пытаясь нащупать подходящие воздушные течения, Анатолий не сразу обратил внимание на посторонний звук справа, вмешавшийся в эфирные песни ветров.

А звук нарастал, ширился, заполнял собой привольную стихию меж землею и высью — далекий гулкий рокот, будто тысяча боевых барабанов били в унисон. Будто разверзлось небо и хлынул дождь из сгорающего на лету гранулированного фосфата [85] В начале Великой Отечественной войны советская авиация применяла фосфат, как позже американцы — напалм. . Будто за спиной непрерывно лупила в одну и ту же точку молния, и грозовые разряды слились в бесперебойный гром.

Прапорщик развернул самолетик и глазам его открылось феерическое зрелище.

Над куртинами и бастионами Петропавловской крепости, слева от шпиля, увенчанная мерцающим расплывчатым кругом, поднималась неповоротливая туша экскурсионного вертолета. На миг она зависла на уровне ангела, потом выцелила человека, распластавшегося на жестяном крыле, и, наклонив тупорылую морду с выпученными иллюминаторами, грозно двинулась в атаку.

Ритмично и хладнокровно вспыхивали позиционные огни — красные на хвосте и на левом борту, зеленый на правом; дробный грохот несущего винта,. казалось, заполнял собою все воздушное пространство над городом. Никаких других звуков не осталось. Тяжелая машина неторопливо, но недвусмысленно увеличивалась в размерах, следуя траверсом к курсу Хутчиша.