Сан-Антонио - Волк в бабушкиной одежде

– Я вас покидаю, дети мои. Берю, если та рыженькая малютка, которая каждое утро приходит к тебе в контору, позвонит опять, что ей сказать?

У бедняги выкатились шары, как в кегельбане. Его мегера синеет, заглатывает куриную конечность и требует голосом, похожим на гром, запертый в стиральной машине:

– Это что за история?

– Да он чушь несет! – неубедительно отпирается Пузо. – Я клянусь, Бертунечка, что он сказал это в шутку...

Я поднимаюсь.

– Ну вот, опять я оплошал, – говорю я, – как всегда. Счастливого излечения, Пузо!

И я удаляюсь, тогда как первая фаянсовая ласточка вольтижирует по комнате, а сенбернар, запертый в нужнике, начинает выть, как по покойнику.

Утверждать, что "Дунай и кальвадос" является заведением первого или даже второго класса, было бы ложью, которую я себе не мог бы простить. Тем не менее, как говорила Клеопатра, это чистенькое гнездышко, задумано и устроено для изнуренного путешественника и скромного туриста.

Какой-то тип, вроде как сидящий за конторкой под истинно фальшивое красное дерево, строчит цифры в соответствующем гроссбухе. Он довольно молод, тощ. Брюнет с головкой алчного хорька и в одежде цвета "средне-анонимный француз, желающий путешествовать инкогнито". Мое появление озаряет его бледное лицо улыбкой в четыре золотых и два железных зуба.

Затем его взгляд констатирует, что я без багажа, и улыбка медленно растворяется, подобно таблетке сельтерской в стакане теплой воды.

– Месье? – вопрошает он с остатками надежды, улетучивающимися из его естества, как пар из замерзшего локомотива (он же рядом с вокзалом).

– Вы владелец этого дворца? – спрашиваю я. Моментально улыбка исчезает полностью, он принимает меня за торговца щетками для придания блеска звездочкам (которые на фуражках) или за распространителя непременно иллюстрированной библии. Я рассеиваю его жестокие колебания, выкладывая профессиональную воскресную визитку со всеми аксессуарами. Это его, как говорится, беспокоит.

– Мне бы хотелось только поболтать с вами, – успокаиваю я.

Он вылезает из-за конторки, что позволяет мне одновременно отметить две вещи: он не сидел, а стоял, и в нем на все про все метр с кепкой. Или этот тип от рождения карлик, или притворяется, причем довольно ловко.

– Зайдем в кабинет, – говорит он.

Легкий маневр для него, ввиду его малости, но деликатный для меня, ввиду моих совершенных атлетических габаритов, так как бюролога вообще-то размером метр на два. Тем не менее, с помощью рожка для обуви нам удается там разместиться, и беседа начинается.

– Могу ли я осведомиться, как вас зовут, дорогой месье?

– А в чем дело? – бормочет миниатюрус.

– Удачное имя для хозяина, – констатирую я, – немножко длинновато, но звучит понятно.

Это ставит его в тупик. Я пользуюсь ситуацией, чтобы притупить его больше.

– Может, это просто псевдоним?

– Меня зовут Жюль Эджим [8], – сообщает тощая задница.

– Вы купили гостиницу у некоего Фуасса, не так ли? Маленькая мордочка, как у щеголеватой крысы, загорается.

– Я понял, – говорит он, – я читал газету... Хитрец! Себе на уме, избави Боже!

– Месье Эджим, мне бы хотелось узнать, как именно вы приобрели это приятненькое заведение, такое комфортное и даже с горячей и холодной водой.

У него задрожала от тика правая бровь.

– Как обычно, через торговца недвижимостью. У меня был трактир в Рондюбей-Шалды-Балды, в Марокко. Из-за известных событий я вернулся на родину и купил этот дом.

– А Фуасса вы знали?

– По правде говоря, я видел его только два раза: когда я осматривал гостиницу и когда мы подписывали акт купли-продажи у нотариуса.

– Ну и какие у вас впечатления?

– Мне показалось, что это хороший человек, не очень крепкого здоровья, желающий пожить оставшееся время в свое удовольствие.

– Он не сказал вам, почему продает?

– Вот именно: по причине здоровья.

– А мадам Ренар вы знали?

– Жертву прошлой ночи?

– Да.

– Я видел ее вместе с Фуасса. Я понял, что она не только его кассирша...

Он улыбается кисло, как на рекламе слабительного.

– Есть ли у вас соображения по поводу этого преступления? – спрашиваю я с определенной резкостью. Он растерян.

– У меня???

– Да это я так, – успокаиваю я его. – Теперь зай-мемся другими упражнениями. Остался у вас кто-нибудь из старой обслуги?

– Конечно. Фирмен – коридорный и Бланш – кастелянша.

– Хотелось бы поговорить с Фирменом, это возможно?

– Ну... да... Сию минуту?

– Прямо сейчас.

– Он убирает комнаты на втором, я сейчас позову, – сообщает с сожалением владелец притона.

Я чувствую, что сердце его рвется при мысли о неожиданном отдыхе прислуги.

– Не беспокойте его, – быстро успокаиваю я, – пойду поднимусь и поговорю с ним там.

Сказав это, я пру наверх по деревянной лестнице со ступеньками, покрытыми красной дорожкой.

Нахожу молодца Фирмена в номере 69. Оперся на метлу и разглядывает возню двух мух, занятых самовоспроизводством. Это здоровенный тип, такой же длинный, как генерал Мухоглот, с носом, занимающим двойное место, физиономией как после бомбежки Хиросимы, серыми волосами, длинными и жирными, и взглядом опустошенной скорлупки. Поймать его взгляд можно, только плюнув в глазницы.

– Вы Фирмен? – требую я, заранее уверенный в позитивном ответе.

Это он.

Я опять вываливаю удостоверение. Он проводит по нему пальцем, будто удостоверясь, что текст не напечатан шрифтом для слепых, затем возвращает его мне, честно уверяя меня, что мое фото не очень-то похоже.

– Видели, что случилось этой ночью с мадам Ре-нар? – атакую фейсом по тейблу.

Он испускает вздох, подобный старту реактивного самолета.

– Я не собираюсь по ней рыдать, – сообщает чистильщик биде.

Ага, кое-что в характере усопшей усатенькой выпирает так же, как шея жирафа из фальшивого воротничка.

– В самом деле?

– Редкостная скотина!

Вот по крайней мере лакей, который не дрожит перед полицией и который отвечает за свои слова.

– Вы к ней не расположены?

– Мягко сказано. Это г..., я помню, как она появилась. Кассиршей. Поначалу медом растекалась. Меня называла господином Фирменом с уважением необъятным, как ее ляжки. Стелила всем так мягко, особенно хозяину. Как-то раз папаша Фуасса и раздухарился с ней в бельевой. Он думал, никто не заметит, да только весь персонал был в коридоре, сгибаясь вдвое от хохота. Прямо порнофильм! Она ему сыграла, он себя чувствовал Казановой. На самом-то деле, если образчик вам известен, это не Валентино...

Он пожимает плечами.

– С того момента старая шлюха совершенно изменилась. Я стал бездельник Фирмен!

Новый вздох, такой же замечательный, как первый. Он садится на кровать и обметает ботинки.