Янина Корбут - Три папы, красавица и чудовище

– Дома поговорим, – неожиданно рявкнула мамуля, а я вздохнула.

Приплыли. Обычно мамулю калачом не затащишь на родину, и встречи наши все больше проходят на ее территории, то есть на Лазурном Берегу. И если ее принесло в родной город, тому должна быть веская, я бы даже сказала, мускулистая и загорелая, причина.

– Ты поссорилась с Антуаном? – кашлянула я, решив сменить тему.

– В свете последних событий я все больше склоняюсь к мысли, что его стоит называть Хуаном, – хмыкнула мамуля, а я поняла, что попала в «яблочко». – Я же тебе рассказывала, что мы занимались с ним на уроках фламенко?

Я промычала «угу», потому что ничего такого не помнила, но разочаровывать мамулю не хотелось.

– И что? Фламенко вас не сблизило, а наоборот? В том смысле… Все так неожиданно… Ты же говорила, что ближайшие полгода не собираешься приезжать, – протянула я, пытаясь понять, чего ждать от жизни.

И тут же испугалась своего вопроса, потому как мамуля могла подумать, что я ей не рада. Обычно после упоминаний своих бойфрендов родительница переходила к упоминанию отцов, а потом доставалось и мне. Сейчас я услышу, что она посвятила мне свою жизнь и молодость. И теперь имеет право пожить, как человек, что в ее понимании означало – на всю катушку.

Но сегодня мамуля была подозрительно кротка и покладиста, оттого нотации пропустила и просто заявила, что Хуана надо бы проучить. С этой целью она и приехала, а дата окончания ее побывки пока видится весьма расплывчато.

Признаться честно, я малость скисла. Конечно, я желала родной душе любви и счастья, но перспектива делить с ней квартиру, хоть и двухкомнатную, слегка пугала. Мамуля у меня ого-го, в том смысле, что женщина она во всех отношения видная и почти что идеальная. Рядом с ней я остро начинаю замечать свои недостатки, а кому такое понравится?

Когда люди впервые видят мамулю, они впадают в некое подобие транса: родительница эпатажно курит женскую трубку, широко экспериментирует с европейской пластической хирургией и постоянно меняет цвет волос.

Из-за неудачных покрасок и периодически зеленых волос мамуля часто ходит во всевозможных тюрбанах и тюбетейках. Наряды под них она подбирает соответственные: парчовые халаты, кимоно, штаны-гаремы и прочие многослойные великолепия из шелка и атласа.

Однажды я даже не узнала ее на улице, приняв за турецкого пашу. Впрочем, с нашей холодной весной мамуле не повезло: придется прятать пеструю феерию под верхней одеждой. Такую пытку ей долго не вынести.

Родная кровь всегда посмеивалась с моей работы и попыток быть материально независимой, предпочитая проводить время на пляжах в Ницце. После папы № 2 у мамули там осталась небольшая квартирка. По мнению родительницы, мне тоже следовало сосредоточиться на созерцании себя и поиске подходящего мужа, хотя все мужики были явно недостойны и моего мизинца. А созерцать в них, по ее словам, вообще нечего. Ей, конечно же, видней: опыт не пропьешь.

Ну, а коль выбирать мне все равно придется, то, по мнению мамули, лучше присмотреться к золотой молодежи или олигархам. С этой целью последние годы она все чаще звала меня к себе на пляж, где они с бабулей попивали коктейли под зонтиками.

Тут связь внезапно прервалась, как и поток моих мыслей, а телефон предательски выдал одну антенку. Видимо, пытаясь отойти подальше от Тамариных ворот, я забрела слишком далеко. За последним каменным домом как раз начиналась песчаная дорога, уходящая вниз. Видимо, это и был спуск к реке. Ловило здесь плохо, и я скоренько вернулась к дому Костика, еще не решив, стоит ли сразу перезванивать маме или лучше попытаться морально подготовиться к беседам за время дороги домой.

Во дворе Тамариного дома никого не было, и я решила быстрой савраской бежать к машине. Но тут калитка во двор Марфы открылась, и из нее показалась Алла. Я шарахнулась в сторону и с перепугу дернула калитку Тамары. Она оказалась открытой, и я, пригнувшись, ввалилась в чужой двор, надеясь, что из-за серости и мороси хозяева носа во двор не высунут.

Через секунду я услышала, как взревел мощным двигателем замечательный заграничный автомобиль и, взвизгнув покрышками, умчался вперед, в прекрасное будущее. И только я собралась покинуть гостеприимное укрытие, как сзади хлопнула входная дверь. От неожиданности я подпрыгнула, а на пороге показалась хозяйка дома: в темной юбке, шерстяной кофте, мужских носках и резиновых тапочках-миллионниках. В руках она держала очки, которые тут же нацепила, чтобы разглядеть меня.

– Кто здесь? Никак секретарша, из города? – ухнула она, подходя поближе. – А я гляжу, шастает кто-то. Думала, Костик, паршивец такой, дрова ворует. Хотела его шугануть метлой. Тут я заметила, что под мышкой она держала средних размеров метлу.

– Эээ… Меня сыщик прислал, я не секретарша, а стажер, – машинально отступила я под напором Тамары.

– Ну, слава богу, а я уже думала все, не дождусь. А сам-то он где?

– Служит Отечеству, – неопределенно ответила я, но Тамара вроде бы осталась довольна и покивала.

– Чего же стоим, в дом пошли, – спохватилась хозяйка. – Дело-то небыстрое. Улики собрать, то да се. Жить у меня будешь? А что, у меня комнат полно, ремонт хороший, душевая кабина имеется. А сегодня банька у нас, вон Ленька мой топит, вымоем тебя.

Не зная, как себя вести, я попыталась возражать, но Тамара ухватила меня за руку, и через несколько секунд мы оказались в просторной деревенской кухне.

Здесь горела старинная лампа под абажуром, и я смогла хорошенько рассмотреть убранство. В углу икона Богородицы, новенький пластиковый стол и стулья, добротной старой мебели в избытке, в буфете – сервиз «Сирень», нарядные занавески. Дом был большой, хоть и несколько старомодный. Но назвать жилище Тамары неуютным было бы грешно. А грешить я остерегалась.

– Поживешь недельку на воздухе, вон тощая какая и бледная, – радовалась пожилая женщина. – Я тебя откормлю, сыщик твой мне еще спасибо скажет. Командировка выйдет что надо.

«Бинго! Командировка! Я скажу мамуле, что я в командировке. Конечно, жить неделю у Тамары мне и в страшном сне не привиделось бы, но переночевать здесь вполне можно. Смогу выгадать целый день. А завтра Антуан примчится за мамулей. Ну, или хотя бы позвонит ей. Она сменит гнев на милость и на время отстанет от меня с разговорами про замужество и внуков».

Приняв решение, я повеселела, и отправила мамуле сообщение. Суть его заключалась в том, что я в командировке за городом, где плохо ловит связь. Но сердцем я дома, рядом с ней. Телефон я на всякий случай сразу же отключила.

Тамара принялась накрывать на стол, а я размышляла, как бы половчее узнать про дела Марфы и завтра же свалить из этой злосчастной деревни. На столе появились картошка, хлеб, из подпола Тамара вытащила банку кислой капусты, из холодильника – сало и холодец. Пошарив в кухонном шкафчике, Тамара извлекла на свет пыльную бутылку, любовно ее огладила и водрузила в центр стола.