Сергей Глазков - Кинодетективы 8

– Вы с ней живете вдвоём? – Продолжает опрос Кречетова.

– Да. С мужем мы развелись три года назад, – рассказывает Татьяна, – Когда ей четырнадцать исполнилось.

– Она встречается с кем-то?

– Что вы имеете в виду?

– Я имею в виду парня, – объясняет Кречетова.

– Рано ещё, – строго говорит мать, – А впрочем, не знаю. Наверное, встречается. У них в этом возрасте это быстро случается.

– А вы не знаете?

– Не знаю. Она мне ничего не рассказывает. Она вообще со мной в последнее время не говорит. Все больше с теткой. Сестрой моей.

– А сестра потом ничего не говорит? – Интересуется Кречетова.

– Молчит, как партизан, – признается Татьяна, – Я попыталась разузнать, так она мне посоветовала самой с Оксаной поговорить.

– А в эту ночь ваша дочь у неё не ночевала?

– В том то и дело, – вздыхает мать, – Мне сестра позвонила в двенадцать и сообщила, что Оксана к ней не пришла. Попросила приехать. Я приехала, и мы всю ночь по больницам и моргам звонили.

– Покажите мне её фотографию? – Просит Кречетова.

– Сейчас принесу, – произносит Татьяна и выходит из комнаты.

Захаров входит в приемный покой. Навстречу ему идут Волина и Манюня.

– Александра Леонидовна, есть новости? – Спрашивает он.

– Сергей Алексеевич, пострадавшая приходила в себя, – сообщает Волина, – Дольше, чем в прошлый раз.

– Что она успела сказать?

– Вчера она была в кафе «Кудесница» на проспекте Просвещения, где познакомилась с двумя парнями, – рассказывает Волина, – Одного звали Женя, а второго – Артём. Они немного повеселились, а потом отправились к кому-то домой.

– Это всё? – Уточняет он.

– Всё.

– Адрес назвала?

– Нет, – отвечает она.

– Если снова придет в себя, сразу звоните, – просит Захаров.

– Хорошо, Сергей Алексеевич, – говорит Волина, – Я сейчас поеду к дяде Коле. Мне нужно сделать несколько анализов, а потом вернусь сюда.

– Кто останется с Макаренко?

– Я попрошу главврача.

– Хорошо, – кивает полковник, – а я – на Просвещения. Поищу кафе «Кудесница».

Захаров убегает. Волина поворачивается к Манюне.

– Всё, поехали.

– Куда? – Интересуется та.

– Туда, где нет бедных и богатых, Манюня, – объясняет Волина, – Туда, где все равны.

– В коммунизм? – Удивляется Манюня.

– Нет, Марина. В морг.

Волина и Манюня входят в морг. Им на встречу выходит дядя Коля.

– Здравствуйте, девочки! – Встречает их старый санитар, – Здравствуйте, красавицы!

– Знакомься, дядя Коля. Это моя новая подружка Манюня, – Волина представляет Манюню.

– Рад познакомиться! – Дядя Коля галантно склоняет голову.

– Я тоже, – говорит Манюня.

– Подружки Аграфены – мои подружки, – сообщает старый санитар.

– Какой Аграфены? – Спрашивает Манюня.

Дядя Коля кивает, с укоризной смотрит сначала на Волину, затем на Манюню:

– Значит, ты ещё не такая близкая, если не знаешь.

– Чего не знаю? – Удивленно вертит головой Манюня.

– Не имею права раскрывать секрет без особого разрешения, – разводит руки в стороны старый санитар.

– Дядя Коля, она не успела узнать потому, что мы знакомы с ней всего восемь часов, – говорит Волина.

– И вместе с тем, ты уже называешь её своей подругой.

– Скорее, она моя крёстная мама, – объясняет Манюня, – Александра вытащила меня из воды.

– Как золотую рыбку? – Иронично замечает дядя Коля.

– В отличие от рыбки, я тонула, – сознается Манюня, – Причем, добровольно.

– Не понял?

– Решила покончить жизнь самоубийством, – произносит Волина.

Дядя Коля качает головой:

– Для этого нужно иметь веские причины.

– О них мы поговорим позже, – говорит Волина.

Захаров стоит у стойки бара. Бармен протирает влажные бокалы белоснежным полотенцем, ставит на поднос и рассказывает:

– Я эту троицу знаю давно. Наверное, года два.

– Часто бывали у вас? – Спрашивает Захаров.

– Легче посчитать дни, когда их не было, – отвечает бармен.

– Хорошо зарабатывают, если позволяют себе бывать в таких заведениях, как ваше?

– Не знаю, как у девушки, а у парней деньги есть, – сообщает бармен, – И не потому, что они хорошо работают. Предки баблом своих чад снабжают. Что говорить? Мажоры!

– Кто?

– Дети богатых родителей, – объясняет бармен.

– Понятно.

– Но всегда вели себя прилично, – добавляет бармен, – Драк не устраивали.

– Знаете, где живут эти парни? – Интересуется полковник.

– Понятия не имею.

– Вам нужно будет проехать со мной в отделение, чтобы составить фотороботы, – предлагает Захаров.

– Зачем? – Пожимает плечами бармен, – У нас ведётся видеонаблюдение. Я могу дать вам видеозаписи вчерашнего дня. Там вы увидите их и вашу Оксану.

Татьяна показывает фотоальбом Кречетовой. На фотографии крупным планом на фотографии девушка. Кречетова видит, что она не похожа на потерпевшую.

– Это не она.

Татьяна обессилено опускается на стул.

– Господи! А где же моя?

В прихожей щелкает замок. Открывается дверь. Входит девушка с фотографии. Татьяна вскакивает со стула и бежит в коридор.

– Где ты была? Мы тебя с теткой по всем больницам и моргам искали!

Девушка снимает обувь и, молча, идет в свою комнату.

– Чего ты молчишь? – Кричит ей вслед мать, – Ты ничего не хочешь мне рассказать?

– Не ори, – бросает девушка.

– Я не ору!

– Посторонних людей постеснялась бы!

– А мне все равно! – Продолжает кричать Татьяна, – Пусть знают, что моя дочь ни во что меня не ставит.

Дочь пытается закрыть дверь в комнату, но мать не дает это сделать.

– Не закрывай дверь, когда с тобой мать разговаривает!

Кречетова берет Татьяну за руку.

– Давайте я поговорю?

– Что с ней говорить? – Не унимается мать, – Лупить её надо и плакать не давать!

– Успокойтесь! – Решительно произносит Кречетова, – Идите в кухню. Я сама с ней поговорю.

Татьяна, громко рыдая, идет в кухню. Кречетова, постучав в дверь, заглядывает в комнату.

– Можно я войду?

– Уже вошли, – замечает девушка и с ногами залезает на кровать.

Кречетова проходит в комнату и бросает перед ней фотографии искалеченной Оксаны.

– Её тоже зовут Оксана. Она тоже Макаренко. Сегодня ночью её изнасиловали, избили и подожгли. Вот результат. И неизвестно, выживет ли она?

Девушка смотрит на фотографии. Потом отодвигает их от себя.

– Я не хожу, где попало, поэтому мне это не грозит.

– Она тоже так думала.

Волина проводит анализы. Манюня и дядя Коля, поглядывая на неё, пьют чай.

– В жизни не смогла бы подумать, что буду пить чай в морге, – говорит Манюня.

– Все в этом мире относительно, как утверждал мой друг Альберт Эйнштейн, – произносит старый санитар, – Сегодня вы пьете чай в этом мире, а завтра будете курить фимиам в потустороннем, чтобы вас определили в рай, а не в ад.