Дарья Донцова - Концерт для колобка с оркестром

– А за ночь, – ответил Семеныч.

– Это как? – не поняла я.

– Так просто, – заморгал он, – вечером, перед сном, часов в девять воды налью и на плитку ставлю, как раз к шести утра поспевает. Любо-дорого, быстро и бесплатно.

– Значит, оладий не будет, – заключила Кристина.

– Тише, – шепнула я и глянула на Никитоса.

Сейчас бедный ребенок зарыдает с утроенной силой, но никакого крика не последовало. Малыш, так и не дождавшись вожделенных оладушек, спал, положив голову на стол. Кристина взяла брата и, приговаривая: «Ты мой кисик сладенький, котик пушистенький», унесла мальчика в комнату.

– Забирай свою плитку, отдавай нашу водку, – велела Лена.

– Мне ее че, выплюнуть? – заржал Семеныч.

– Нет, – растерялась я, – можешь при себе оставить, но завтра привезут баллон с газом, ты его подключишь, и в расчете будем.

– Лады, – крякнул Семеныч, – еще стакан, и хорошо.

– Сначала баллон, потом стакан, – решительно заявила я.

– Во злыдня, – поморщился Семеныч, – будь по-твоему, вы, девки, все стервы.

Утром опять шел дождь. Вспомнив, как мерзла вчера весь день, я натянула на себя куртку и осенние ботиночки.

– Ты куда? – зевая, спросила Томочка.

– В издательство.

– Вчера же там была, неужели все дела не переделала?

– Ну… сегодня фотокорреспондент приедет, из журнала.

– Какая ты, Вилка, у нас знаменитая, – покачала головой Томочка, – а для какого издания тебя снимать станут?

Я вздохнула, честному человеку намного легче жить, чем вруну. Стоит сказать ложь один раз – потом не остановишься. Вот сейчас, например, я солгала про фотографа, теперь нужно продолжать.

– Для «Космополитен».

– Ой, как здорово! Тебя оденут в шикарную одежду, да?

Я кивнула, надеясь, что Тома закроет тему, но она не успокаивалась. Увидев, что на веранду входит Кристя, она сказала:

– Вилку сегодня снимают для «Космо».

Глаза девочки вспыхнули огнем.

– Возьми меня с собой!

– Куда?

– Ну Вилка! – заныла Кристя. – Я всегда мечтала посмотреть, как фотки для «Космо» делают. Это же мой любимый журнал, я его фанатка. Что тебе стоит, а?

– Э… э… да… а… – замямлила я, пытаясь сообразить, как поступить, – ну… того, нельзя!

– Нельзя?

– Категорически, – принялась я вдохновенно врать, – нас строго-настрого предупредили: никаких детей с собой не брать!

– Детей?! Но я же не Никитос! – возмутилась Кристина.

– То есть я имела в виду школьниц, – быстро поправилась я, – фотограф решительно настроен против того, чтобы на съемках присутствовали граждане моложе восемнадцати лет!

Кристина замолчала, я перевела дух. Слава богу, нашла нужный аргумент!

– Знаешь, Вилка, – протянула Кристя, – ты в другой раз ври более убедительно! Если не хочешь брать меня с собой, так и скажи.

– Что ты, – я попыталась оправдаться, – я рада бы, да не могу. Условие такое поставили – никаких несовершеннолетних.

– Вилка, – очень серьезно сказала девочка, – многим моделям сейчас по пятнадцать-шестнадцать лет, а кое-кто еще моложе. Никаких фотографов не смутит даже десятилетняя девочка, если у нее есть соответствующие фигура и лицо!

– Да? – изумилась я. – Думала, что приглашают к работе на подиуме лишь совершеннолетних.

– Так вот, – закончила Кристя, – ври, но не завирайся. Ладно, не стану навязываться. Спасибо, сто лет мне поездка с тобой не нужна!

Хлопнув дверью, она вынеслась во двор, я осталась сидеть над чашкой кофе в самом скверном расположении духа.

Мерзкое настроение стало еще хуже, когда я прибежала на станцию. Над кассой трепыхался на ветру листок, вырванный из школьной тетради. Корявым почерком кто-то нацарапал на нем «Электропоезда на Москву отменяются до полудня, идет ремонт путей».

Обозлившись, я хотела идти назад, но тут мимо платформы с ревом пронесся товарный состав. Я вернулась к кассе.

– Один до Москвы.

– Поезд будет в двенадцать десять, – меланхолично ответила кассирша.

– Почему?

– Объявление гляди.

– Уже видела.

– Чего спрашиваешь тогда?

– Почему электрички не ходят?

– Так написано же! Путя ремонтируют.

Тут мимо платформы опять просвистел поезд, на этот раз пассажирский, скорый.

– Но странно получается! – возмутилась я. – Товарные идут, экспрессы тоже!

– Правильно, грузы пропускают и скорые, – кивнула кассир.

– А электрички нет?

– Да.

– По какой причине?

Тетка потеребила воротник кофты.

– Груз оплачен, экспресс по расписанию следовает, все верно! Для электричек ремонт.

– Идиотство!

– Ты тут не ругайсси, это не мы придумали.

– А кто? – закричала я, полная решимости разорвать в клочья «автора» замечательной идеи.

Кассирша подумала мгновение и сообщила:

– Министр путей, ему жалуйсси.

– Но мне срочно в Москву надо.

– Садись в автобус, – посоветовала баба, – и ехай до следующей станции…

Она не успела договорить. Издавая отчаянные вопли, мимо пролетела электричка.

– Почему она не остановилась? – затопала я ногами.

– Так ремонт путя!

– Но электричка идет!

– Верно, к Москве.

– Как же так, она едет, а пути чинят?

– Ага.

Нет, «умом Россию не понять». Объявлен ремонт железнодорожного полотна, но составы идут.

– Простите, – поинтересовалась я, – объясните, в чем суть починки? Вы ведь только что посоветовали мне добраться на перекладных до другой станции, следовательно, там электричка остановится, я в нее сяду и доберусь до Москвы?

– Да, – кивнула кассир.

– Тогда в чем суть ремонта? – взвыла я.

– В Пырловке до полудня посадки не будет.

– Почему???

– Ремонт путя.

Я открывала и закрывала рот, словно выброшенная на берег рыба.

– Тьфу, пропасть, – рассердилась кассирша, – чего пристала? Русским языком талдычу: ремонт путя!

Жди двенадцати. Меньше пить вечером надо, тогда утром шибче соображать будешь!

Окошечко с треском захлопнулось, перед моим носом закачалась табличка «Закрыто»!

В столицу я попала к часу и в полном унынии приехала к дому Людочки. Навряд ли она сидит в квартире, скорей всего, что и сегодня придется весь день шляться по городу, прижимая к себе пачку стодолларовых купюр. В шикарном подъезде дорогу мне опять преградил охранник. Но не успела я раскрыть рта, как знакомый голос произнес:

– Арина, свет очей моих, плюшевый котик, с какой стати ты тут толкаешься?

Я попятилась, есть только один человек на свете, разговаривающий подобным образом: милейший Федор, начальник отдела рекламы издательства «Марко».

– Козленочек мой, – вещал рекламщик, – что ты здесь потеряла?

– А ты? – пошла в атаку я.

– Ну у меня тяжкая обязанность, выразить заклятому другу «Марко», хозяину «Нодоба» Алексею Мирскому соболезнования в связи с трагической кончиной жены. Эй, ты чего так в лице изменилась?