Наталья Александрова - Алиби для бультерьера

Совсем уже я собрался в реку, да тут услыхал, будто плачет кто. Как будто ребенок маленький.

Что такое, думаю, что за история? Откуда бы тут ребенку без присмотра взяться?

Пошел на этот звук и вижу — щенки лежат, камнем зашибленные. Трое насмерть, а четвертый еще живой, он-то и скулит, будто плачет. И стало мне его жалко. Думаю, хоть кому-то от меня польза будет. Выхожу его, а уж потом в реку…

Я все-таки врач, хоть и человеческий. А щенок — он не так уж от ребенка отличается, только что заживает на нем все быстрее. Правду говорят — как на собаке. Сумел я его вылечить, только один глаз не уберег, а пока лечил, топиться-то и передумал. Зачем, думаю, топиться, когда есть при мне душа живая? Да и он ко мне с тех пор привязался… так и живем с тех пор вместе.

Одноглазый пес поднял голову и негромко рыкнул, будто подтверждая рассказ хозяина.

— Это что за история! — ревниво пробасил «поп». — Это история самая обыкновенная! Через грехи человеческие кто же не претерпел? Вот у меня по-другому было, я напрямки от самого диавола пострадал, от врага рода человеческого!

Ответом ему было молчание, и «поп», приняв его как одобрение, продолжил:

— Был я еще совсем молодой, только семинарию закончил, только меня на приход назначили, попадья у меня была хорошая — кровь с молоком, веселая, что ей ни скажи — все смеется, и готовить хорошо умела, особенно постную пищу… щи постные так сварит, что просто объедение, а уж кисели — вообще слов нет! В общем, все бы хорошо, живи — не хочу, да только завелся в церкви у меня нечистый!

— Прямо-таки сам нечистый? — недоверчиво переспросил Малахай. — Не много ли тебе чести?

— Прямо-таки сам! — гордо подтвердил «поп». — А почему так получилось, сейчас вам расскажу.

Церковь мою построил один старый бандит, по обету. Ох и много грехов на нем было! Судили его за эти злодеяния, и он зарок дал, что если его оправдают, выстроит он непременно церковь. Ну и оправдали. То ли правда обет подействовал, то ли денег дал кому надо, только не обманул, выстроил он эту церковь. А в грехах своих не раскаялся, думал — и так сойдет. Но грехи-то — они и есть грехи, и никакими деньгами от них не откупишься, так что, поскольку ту церковь нераскаявшийся грешник построил, то и поселился в ней отец всяческого греха, враг рода человеческого. И стал он мне что ни день во всяких видах показываться… Как войду в церковь, так непременно его увижу — то кошкой черной, то козлом обернется, то собакой самого непотребного вида… вот вроде твоей этой псины!

Лохматый одноглазый пес недовольно заворчал и на всякий случай продемонстрировал огромные клыки.

— И ведь ничего враг не боялся! Я уж и перекрещусь, и водой святой побрызгаю, а ему все без разницы! Даже когда принес освященную икону святого Варфоломея, который против всяческих видений верный помощник, и то не помогло! Один батюшка знакомый обещал достать щепку от гроба святого Пантелеймона. Очень я на ту щепку надеялся, да не выгорело дело: другой ее перехватил. — Рассказчик сделал выразительную паузу, чтобы все присутствующие могли оценить его слова. — Я уж в епархию жалобу написал, — продолжил он, — просил, чтобы в другой приход меня перевели, что сил моих больше нету терпеть козни диавольские, а мне ответствовали, что нечего попусту власти беспокоить, нечего свои заботы на занятых людей взваливать, а надобно жизнь вести примерную да праведную, особливо же от винного питья строго воздерживаться!

— А ты, значит, не воздерживался? — осведомился Малахай. — Ну так оттого тебе и виделись все эти козлы да собаки! Мне вот иной раз еще не то привидится… Тут как-то жабу видел рогатую, а другой раз — собака в пальто померещилась… в настоящем пальто, клетчатом, да с карманами, прямо как человек!

— Не скажи! — «Поп» опасливо понизил голос. — Я уж без ста грамм и в церковь-то войти боялся! Так, коли примешь для храбрости — так оно вроде и ничего… А потом уж и это помогать перестало, все одно он меня видениями изводил! — Он немного помолчал и продолжил: — А однажды-то он что удумал, нечистый-то! Я пришел в свою церковь обедню служить, а он уж там — служит в моем виде! И все облачение мое напялил, и даже лицом на меня похож! Я крестным знамением себя осенил, пошел на него, хотел изгнать врага из храма, в волосы вцепился, принялся его таскать… Да он сильнее меня оказался, только синяков мне наставил, да к тому же прихожане мои меня же и изгнали… видать, и им нечистый глаза отвел! Побежал я домой, смотрю — а он уж там сидит, в натуральном моем виде, а попадья моя его клюквенным киселем угощает, самым моим любимым, и шуткам его смеется! Тут уж меня такой страх взял, такое несусветное томление — никаких моих сил терпеть не осталось! Бросил я все — и приход свой, и попадью, оставил все ему, врагу рода человеческого, и сбежал оттуда куда глаза глядят! Вот теперь тут, с вами, овцами недостойными, якшаюсь, слово Божие среди вас несу! — Он широко перекрестился и гулким басом провозгласил: — Чтоб они сдохли!

— Ну наслушались сказок, пора на боковую! — объявила Халява Панкратьевна, поднимаясь со своего ящика.

Бомжи зашевелились, поднялись со своих мест и двинулись неровной цепочкой вслед за повелительницей. Сергей растерянно огляделся и побрел в ту же сторону.

Миновав заросли густого кустарника, они оказались на маленьком заброшенном кладбище. Тут и там из черной весенней земли торчали покосившиеся кресты и каменные надгробия. Каменный ангел с отбитым носом держал в руке опущенный факел, напротив него возвышалась гранитная пирамида с едва различимой надписью, сообщающей, что под этим надгробием покоится прах девицы Ефросиньи Сапегиной, скончавшейся в тысяча восемьсот двенадцатом году девяноста двух лет от роду.

Сгущались сумерки, на землю опускался туман, и Сергея охватило тоскливое гнетущее чувство.

— Куда это мы идем? — спросил он Песьего Лекаря, невольно понизив голос.

— На место нашего пребывания, — ответил тот туманно.

Из сгущающихся сумерек темным пятном проступило массивное возвышение, огражденное высокой ржавой решеткой. Халява Панкратьевна подошла к калитке, отвязала веревку, которая эту калитку придерживала, и вошла за ограду. Вся компания послушно проследовала за ней.

Перед ними оказался вход в склеп.

— Неужели мы туда полезем? — испуганно прошептал Сергей, схватив за плечо своего спутника.

— А что такого? — Песий Лекарь пожал плечами. — Все лучше, чем под открытым небом ночевать! Ни дождь тебе не повредит, ни ветер не продует… Мы тут давно уже обретаемся!

— Но там же… там же покойники?

— А что нам покойники? От покойников никакого зла уже не ожидается, они все, что могли, уже при жизни сделали, так что теперь гораздо безопаснее, чем живые.