Эльвира Барякина - Нежное притяжение за уши

Одна старая индианка выдала молодой склянку с какой-то зеленой жидкостью и велела накапать ее в вино мужу. Та проделала, что ей велели, и преподнесла бокал юному красавцу в халате. Красавец употребил жидкость и тут же начал признаваться в любви.

— Блин, как же это я раньше не догадался?! — проговорил вслух Колька.

Половину доходов Нонны составляли деньги, вырученные с продажи приворотных средств. Время от времени она начинала что-то варить в кастрюльках и любимой Колькиной утятнице, а потом заставляла весь холодильник и шкафчик под подоконником склянками с готовым продуктом. Чтоб не запамятовать, кому чего раздавать, Нонна прикрепляла к ним бумажки с полуграмотными надписями: «Жорке из бизнес-центра», «Серафиме со второва этажа» или же «Никаму не пить. Эта мое».

Нонна была просто обязана изготовить для своего друга Кольки соответствующее зелье! Эта мысль была особенно ценна в связи с разочарованием в теории любви-жалости.

…Первый раз в жизни Соболев с нетерпением ждал Нонниного возвращения, а та как назло задерживалась. «Все нормальные люди уже дома сидят, — волновался он, — а эта все где-то шляется!» После этого Нонна прошлялась еще минут двадцать и пришла.

— Я уж замучился тебя дожидаться, — провозгласил он, уперев руки в боки.

— Чего это с тобой? — вытаращилась на него Маевская.

— У меня к тебе разговор есть.

— Потом-потом! Сейчас будет «В мире животных». Там сегодня рассказывают о крокодилах!

— Каких еще крокодилах?! — расстроился Колька. — Я тебя ждал-ждал!

— Ну говори тогда быстрее!

— Понимаешь… — замялся он. — Мне очень надо это… приворотное зелье какое-нибудь.

— Ха! — Нонна прошлепала босиком на кухню и начала исследовать содержимое кастрюлек и сковородок. — Машку хочешь приворожить?

— Угу.

— Лучше бы по Стасику горевал, чем фигней-то всякой страдать… Ну ладно, наварю тебе чего-нибудь.

Колька был внутренне согласен, что из-за своей любви он как-то излишне легко отнесся к смерти друга, но ничего не мог с собой поделать.

— Только тогда, — продолжила вдруг Нонна, — я буду притаскивать домой клиентов по гаданию.

От такого известия Колька аж осел на тахту. Это было нарушение всех правил! Когда Маевская поселилась в этой квартире, ей было строго-настрого запрещено приводить сюда всяких ненормальных бабешек, жаждущих узнать свое будущее и кем они были в прошлой реинкарнации.

— У тебя же вроде офис есть… — прошептал Соболев, предчувствуя нашествие Нонниных клиенток.

— Был, — объяснила она, включая телик, — Но пока я в СИЗО сидела, меня выселили за неуплату. Так что я тебе — зелье, а ты мне — жилплощадь во временное владение и пользование!

— Ну хорошо, — скрепя сердце, согласился Колька. — А когда ты начнешь готовить? Сейчас?

— Размечтался! — усмехнулась Маевская. — Во-первых, сейчас начнутся крокодилы, а я крокодилов никогда не пропускаю. А во-вторых, нужно озарения ждать. Без озаренья зелий не бывает.

Кольке оставалось только покориться судьбе.

Машуня сидела в кабинете у Федорчука и, положив локти на стол, смотрела, как он читает показания Коврова. Эмоции потрясали и будоражили ее. Остро хотелось, чтобы умный Иван немедленно во всем разобрался.

— Во всей этой истории меня одно смущает, — сказал Федорчук, откладывая в сторону бумагу, — почему Ковров не хочет признаваться, кто именно потребовал закрыть передачу Стаса?

Машуня подалась вперед. Все ее защитные качества тут же активизировались.

— Потому что этот человек может быть опасен для него!

— Конечно! Может быть, это как раз он и застрелил Стаса. Получается, твой Ковров отказывается от дачи показаний! Прикажешь возбудить против него новое уголовное дело?

— Зато покушение на убийство ему никак нельзя вменять! — горячо возразила Машуня. — Он говорит, что у него не было умысла на убийство!

— А что было? — сердясь, пророкотал Федорчук.

— Дурь в башке была, вот он Кольке и заехал с дури… Если бы хотел убить, не стал бы убегать из квартиры, а прикончил его.

Федорчук хмурился и кусал губы.

— А может, этот твой Ковров врет все? Может, и не было никаких денег? Нонна что-то про них ни слова не говорила.

— Еще бы ей говорить! На ее месте никто бы ни слова не сказал!

— Мария! Не суди людей по себе!

— А ты измени Коврову меру пресечения на подписку о невыезде!

— Будь твоя воля, ты бы всех уголовников распустила по домам!

— А будь твоя — ты бы вообще всех пересажал!

Они сидели друг против друга, напряженные как бойцовские петухи. Но тут Машуня вспомнила, что ссориться с Федорчуком глупо, так как самой же придется с ним мириться. А Федорчук вдруг подумал, что сражаться с женщиной (даже на словах) непедагогично.

— Ладно, — сказал он, делая вид, что сдается. — Поехали в «Полет-банк» и спросим у местного руководства, давали ли они какие-либо деньги Стасу или нет.

— Поехали! — с вызовом согласилась Машуня.

А еще Иван подумал, что если Нонна действительно получила деньги от Шорохова и решила оставить их себе, то вполне вероятно, что она все-таки замешана в убийстве Стаса. На самом деле ему очень хотелось верить, что банкиры подтвердят его подозрения, но Машуне об этом знать пока что не полагалось. Ему очень не хотелось, чтобы его заподозрили в пристрастности. Хотя к Маевской он был, безусловно, пристрастен. Ее ясновидение все никак не выходило у Федорчука из головы, а потому возбуждало недоверие.

Генерального директора «Полет-банка» Поленова не оказалось на месте: несколько дней назад он укатил в Израиль на какие-то переговоры.

С Оксаной Бурцевой дела иметь не хотелось: при упоминании о Стасе она опять могла впасть в депрессию. Да и неизвестно еще, как бы она среагировала, если б узнала, что Машуня — вовсе не психолог, а друг и сообщник сладователя Федорчука.

В общем, им пришлось общаться с главбухом.

Главбух Кукин оказался очень приятным добродушным молодым человеком лет тридцати: с круглой головой, с круглыми светлыми глазами за круглыми стеклами очков и с круглым же пузцом, чуть заметно указывающим на будущую солидную комплекцию.

Но при первом же вопросе следователя жизнерадостное настроение Кукина несколько изменилось.

— Не давали мы никаких денег ни на какое спонсорство! — буркнул он сердито и от огорчения даже капнул себе кофе на светлые брюки. — У нас трудная финансовая ситуация. И мы вообще не имеем возможности заниматься благотворительностью. Могу вам даже справку в этом выписать. Хотите?

— Я же тебе говорил! — повернувшись к Машуне, прошептал Федорчук.

В отместку она тут же ущипнула его.

— А без вашего ведома деньги могли пойти на спонсорство передачи? — спросила Машуня безо всякой, впрочем, надежды.