Мэг Кэбот - Таблетки для рыжего кота

Ну и, конечно, плохие телепередачи, по-настоящему плохие. До недавнего времени я даже не знала, что они нравятся Куперу. Но однажды я застала его перед телевизором. Купер поспешно схватился за пульт, пытаясь переключить на Си-эн-эн, но я увидела, что он смотрит.

— Купер, какой позор! — сказала я, хотя в душе просто ликовала. — Ты смотришь «Золотых девочек»?

— Заткнись, — любезно ответил он.

— Да ладно, — сказала я. Кто же не любит «Золотых девочек»? Кроме Теда, конечно, у которого нет телевизора. — И какая тебе нравится?

Куп только посмотрел на меня, как на ненормальную. Но не по той причине, по которой я подумала. А потому что, как выяснилось, он точно знал, о чем я говорю.

— Дороти, естественно.

У меня прямо сердце остановилось.

— Мне тоже, — прошептала я.

И села на диван рядом с ним, чтобы смотреть дальше.

У нас с Купером очень много общего, вплоть до того, что мы оба просто не выносим, когда социальная несправедливость остается безнаказанной (или преступление нераскрытым), даже если для того, чтобы исправить дело, нам приходится рисковать жизнью. Не говоря уже о том, что мы оба эмоционально отдалены от наших семей.

Но это не значит, что я не увлечена Тедом. Увлечена, еще как. Только, может быть, не увлечена бегом.

Вот почему, когда Тед пробежал мимо меня, наверное, в восьмой раз и в восьмой раз замедлил бег, чтобы спросить: «Хизер, ты в порядке?», я вдруг захромала.

— Хм, — сказала я, — кажется, растянула мышцу. Может, закончим на сегодня? Вернемся к тебе и примем душ. А потом я приглашу тебя на завтрак. Сегодня в кафе будут бельгийские вафли.

Оказывается, не стоит недооценивать привлекательность бельгийских вафель.

Хотя, с другой стороны, дело могло быть в душе. Тед считает, что с точки зрения охраны окружающей среды неразумно, чтобы два человека тратили зря воду и принимали душ по отдельности, когда могут принять его вместе.

Раньше я не была большой любительницей душа. Но Теду перед тем, как принимать душ, приходится снимать очки, поэтому мне не надо жаться к стене, чтобы скрыть целлюлит. Ну, это всего лишь дополнительный бонус.

Тед, пока мы намыливали друг другу грудь, не очень уверенно сказал:

— Хизер, я хотел тебя кое о чем спросить.

— Да?

Не очень-то легко говорить спокойно, когда парень намыливает тебе мочалкой интересные места. Даже если из-за сильной близорукости он их совсем не видит.

— У тебя… э-э… есть какие-нибудь планы на лето? Он что, интересуется, не разделю ли я с ним арендную плату за домик на берегу? Вообще-то это неловко, я совсем не пляжная девушка. Потому что пляж — это купальник, а в моем случае купальник означает саронг, что, в свою очередь, означает чувство неловкости, когда все начинают спрашивать: «Ну когда ты снимешь саронг и пойдешь с нами купаться?»

— Я хотел спросить… ты можешь взять несколько недель отпуска?

— Не знаю, — медленно сказала я. Несколько недель на пляже? Несколько недель не снимать саронг под предлогом, что у меня сыпь от жары? — За то время, что я работаю, у меня наберется только с неделю отпуска.

«Интересно, он поверит, если я скажу, что у меня аллергия на песок?»

— На это понадобится больше недели, — шепчет Тед, опуская голову еще ниже. — А как насчет отпуска за свой счет? Как думаешь, сможешь ты его выбить?

— Пожалуй, могу попросить. — Что происходит? Вернее, я знаю, что происходит там, внизу, но что происходит наверху, в голове моего бойфренда? То, что он говорит, все меньше и меньше похоже на предложение провести уик-энд на пляже и все больше и больше похоже на… даже не знаю на что. — О каком сроке идет речь? Что у тебя на уме? Пеший поход? Тед улыбнулся.

— Не совсем. Вообще-то… ладно, забудь. Когда будет подходящий момент, я задам тебе один вопрос. А сейчас момент определенно не… не подходящий.

Если хотите знать мое мнение, момент самый что ни на есть подходящий. Для удовольствий.

О чем таком Тед хочет меня спросить (когда будет подходящий момент), и при чем тут летний отпуск?

Гм… что… Нет…

Нет, точно нет. Нет. Не может быть. Мы встречаемся всего двенадцать недель!

Но, с другой стороны, я же бегала с ним сегодня утром. Если это не признак серьезных отношений, то что?

Но все-таки в жизни главное — всякие мелочи, правда.

Оглядываясь назад, я понимаю: очень забавно (забавно не в том смысле, что смешно, а в том, что странно), что именно в тот момент, когда я об этом подумала, мой новый босс сделал первый глоток утреннего кофе.

И умер.

Я пришла в офис в хорошем настроении. Правда, Пит, наш охранник, похихикал над моим подчеркнуто небрежным прощанием с Тедом («Пока», Тед: «До скорого»). Кажется, несколько человек из персонала Нью-Йорк-колледжа нас уже раскусили. Магда — точно. Когда она увидела, что и у Теда, и у меня волосы еще влажные (надо не забыть купить фен и оставить его у Теда вместе со сменной одеждой, которую я держу в нижнем ящике его комода), она, как мне показалось, не смогла удержаться от ухмылки.

Но не важно, вряд ли они кому-нибудь расскажут. Хотя нам надо быть поосторожнее с совместными завтраками. А вдруг однажды утром в кафе объявится какой-нибудь другой студент Теда и увидит, как мы едим одну на двоих половинку грейпфрута? Это будет трудновато списать на индивидуальные занятия по математике.

Вот с кем мне точно надо быть поосторожнее в том, что касается Теда, так это с моим новым боссом, доктором Оуэном Витчем (он доктор наук). Витч раньше работал при администрации президента, а сейчас временно исполняет обязанности директора Фишер-холла. Том, мой прежний босс, ушел на повышение.

Кто бы мог подумать, что так трудно будет найти человека, который согласится управлять резиденцией на семьсот коек за жалованье в тридцать тысяч в год и бесплатное жилье в Гринвич-Виллидж, где арендная плата одна из самых высоких в стране.

Но после того как в нашей резиденции всего лишь за девять месяцев произошло несколько убийств, снискавших ей прозвище «Общага смерти», желающих здесь поработать оказалось на удивление мало.

А жалко, потому что Фишер-холл — классное место. Это одно из самых больших зданий на Вашингтон-сквер, к тому же сохранившее с середины девятнадцатого века до наших дней немалую долю своего великолепия — мраморные полы, каминные холлы. Правда, большинство комнат теперь поделены на двойные трехместные (две смежные спальни, в каждой из которых живет по три студента).

Не представляю, почему за эту должность не борются выпускники всех университетов страны.