Ольга Степнова - Вселенский стриптиз

Отродясь такого нахальства Филипп Филиппович возле своего дома не видел. Японский микроавтобус на бешеной скорости ворвался во двор, скрипя шинами развернулся и задним ходом припечатался к подъездной двери. Из машины выпорхнула стайка вопиюще развязных девиц в перьевых боа и слаженно нырнула в подъезд, за порядок в котором отвечал Филипп Филиппович.

Портнягин потерял дар речи. Дробный стук каблуков по лестнице удалялся, навевая мысли о невиданных безобразиях на подотчетной ему территории.

– Ге-эй!! – отмер Филипп Филиппович. – Вы куда, вашу-у мать?! Стоять, не двигаться! Я тут директор! Я главный! Где документы?! Где регистрация?! Где…

Портнягин припустил было за девицами, но его вдруг окликнул водитель микроавтобуса.

– Слышь, директор! Ты тут валенками не сучи. Девушки официально прибыли, по закону. Их заказали в агентстве развлечений и праздников!

– Кто заказал? Куда заказал?!

– В квартиру номер пять, – заглянул в какие-то бумаги водитель. – А кто, не имею права говорить.

Филипп Филиппович опять потерял дар речи, застыв с открытым ртом. Никогда, никогда в его подъезд не заходила толпа разнузданных девок в перьях! Пока Портнягин приходил в себя, ситуация изменилась. Микроавтобус уехал, а вместо него к подъезду припарковалась «Газель». Задние двери распахнулись, и весь ужас повторился сначала: из душного нутра машины вывалились – нет, не девки, а пятеро неприлично высоких, мускулистых, загорелых парней. Небрежно наброшенные на плечи дубленки не скрывали порочно-красивых тел. Парни дружно ввалились в подъезд. Преследовать их не было смысла, наверняка они тоже явились в образцовый дом «официально» и «по закону».

– Разврат в пятую квартиру заказывали? – обратился Филипп Филиппович к водителю «Газели».

– В нее, – кивнул парень. – Только не разврат, а стриптиз.

– И в чем разница? – нахмурился Портнягин.

– Разврат – это действие, а стриптиз – искусство!

– Тьфу! – в сердцах сплюнул Филипп Филиппович и набрал с мобильного участкового Каюкина.

– Серега! – закричал он, задыхаясь от возмущения. – В пятой квартире творится полный…

– Боюсь тебя огорчить, Фил, – со вздохом прервал его участковый, – но сегодня во всех квартирах творится «полный…». Праздник!

– Туда приехал разврат!

– Что ты говоришь?! – насмешливо ужаснулся Каюкин.

– Пять полуголых девок и пять похабных парней!

– Фил! Хочешь совет?!

– Ну?! – насторожился Филипп Филиппович, ожидая, что участковый даст ему ответственное задание.

– Заведи себе девушку, Фил! И тогда тебе не будет дела до чужого разврата, – пробасил Каюкин и отключился.

Портнягин аж подпрыгнул на месте от возмущения. Вот, значит, как ценят его старания!

Заведи себе девушку!

Да где ее взять-то?! Тихую, скромную, без боа…

В расстроенных чувствах Филипп Филиппович устроился так, чтобы его не было видно с дороги: сел на корточки с обратной стороны скамейки, привалившись спиной к ее спинке.

Он обиделся.

На весь мир.

И досидел так Филипп Филиппович дотемна. И задремал даже, несмотря на холодный ветер, несмотря на оглушительную музыку и безобразные визги, доносившиеся со второго этажа, из этой гадкой пятой квартиры…

А проснулся от того, что почуял опасность. Фил с детства чуял опасность даже во сне, иначе не выжил бы ни в детдоме, ни в Афгане, ни на зоне, куда попал по глупости на два года.

Проснуться-то Фил проснулся, но опасности не заметил. Только гулянка на втором этаже набрала обороты так, что соседние деревья тряслись, да из кустов высокий парень тащил на себе вдрызг пьяную девку. В парне Фил признал лысого «моджахеда», который залил пятую квартиру, а вот про девку Портнягин ничего сказать не мог, кроме того, что она была красавицей с длинными белыми волосами и очень дорого, не по-здешнему шикарно одета. Девка не могла пошевелить ни ногой, ни рукой, всем весом висела на «моджахеде», и тот, тихонько подматерываясь, затаскивал ее в подъезд.

Это ж надо так нажраться в женский день! И что они делали в неухоженных старых кустах?!

По идее, нужно было бы сообщить об этом безобразии Каюкину, но после того, как обошелся участковый с Портнягиным, звонить ему казалось унизительным и бесполезным занятием.

Портнягин подождал немного, размышляя о грубостях и несправедливостях жизни, и пошел домой.

В пустую, холостяцкую квартиру, где не было места празднику.

Война Шнитке и Блэк Саббата достигла своего апогея.

Из комнаты Левина слышались женские вопли, разудалый свист и взрывы мужского хохота. Кто бы мог подумать, что оксфордский тюфяк ударит по Дине ее же оружием – устроит грандиозную пьянку и вызовет девок?

Стены тряслись, уши закладывало от басов. Нора визжала и извивалась перед самым атлетичным из стриптизеров. Дина вдруг с пьяной грустью подумала, что нет в Норе никакой просветленной задумчивости будущей мамочки.

Дина с ногами сидела на диване, тянула через соломинку мартини со льдом, а перед ней вязко и вычурно извивался слащавый брюнет. Смотреть на вибрации его тела было неловко, и Дина стыдливо отводила глаза. Но малолетка так призывно крутил перед ее носом бедрами, будто ожидал вознаграждения. Дина смущалась, терпела, но наконец не выдержала и, схватив с полки кошку-копилку, вырвала из нее заглушку и ссыпала холодную мелочь стриптизеру в трусы. Тот заорал и, схватившись за пах, согнулся пополам.

– Дура, – простонал он, мигом превратившись из похотливого мачо в обиженного мальчишку. – Больно же!

Нора захохотала, и толпа парней с готовностью подхватила ее смех.

Дине стало безумно стыдно, но насладиться угрызениями совести она не успела.

Дверь распахнулась, в комнату, танцуя, извиваясь и держась друг за друга, ворвалась цепочка полуголых девчонок. Процессию замыкал Клим. Отплясывая дикий танец, Титов кривлялся и что-то орал. В дверном проеме возник Левин – красный, растерянный и смущенный. Судя по артикуляции губ, он звал Клима назад, в свою комнату, но тот плевать хотел на приличия и жестами подначивал обе стороны слиться воедино в безобразном и шумном веселье. Парни с готовностью подхватили папуасский танец. Титов сорвал с себя пуловер. Размахивая им над головой, он принялся с гиканьем скакать по тесно заставленному пространству Дининой комнаты, топча диван, кресла, рискуя все разрушить и перебить. Нора начала швыряться в него апельсинами. Оранжевые снаряды попадали в стены, оставляя на них рыжие неопрятные пятна. Левин вдруг в сердцах плюнул и задергался под музыку в неловких танцевальных движениях, постукивая себя ладонями по ляжкам. Он разошелся не на шутку: размахивал руками, бил пяткой в пол, тряс башкой, и очки его съехали с переносицы на кончик носа, и рубашка намокла от пота и расстегнулась, и выражение лица стало таким же, как у парней-стриптизеров – без признаков интеллекта, с налетом первобытной похоти и равнодушия.