Ольга Степнова - Вселенский стриптиз

Алекс решил догнать ее на машине. Тьфу ты, как просто, отстраненно подумала Дуська. А она-то решила, он будет молотить ножками, гоняя ее по рублевским просторам.

Но начал бежать – беги, и Евдокия помчалась к дороге, неуклюже проваливаясь босыми ногами в снег.

Ее нагнала машина со спасительными зелеными шашечками, светящимися в темноте. Дуська вскинула руку, нет – бросилась на капот, и пока водитель говорил все, что он по этому поводу думает, ввалилась в салон.

– На Арбат, – приказала она.

Автоматические ворота страшного дома-тюрьмы еще только медленно открывались…

– Мать твою, – ругнулся водитель. – Какие вы тут, олигархи, все резвые и прыгучие!

– Верунь, мы с тобой все неправильно сделали!

– Почему?

– Да потому что я должна была остаться в подвале, а ты пойти на второй этаж за спичками.

– Это еще почему?

– Да потому что у меня нога сломана, а у тебя только палец!

– И как бы я взяла спички с гипсом на пальце?

– Верунь, у тебя еще есть левая рука, ты забыла?

– А у тебя правая нога. Ты опирайся на нее шибче, опирайся!

– Я шибче и опираюсь. Только у меня толчковая – левая, а она-то как раз в гипсе. Нужно было тебе пойти за спичками.

– Ты зануда, Кларунь. Ну что тебе стоит поменять толчковую ногу?

– А тебе что стоит стать на время левшой?

– Так я и есть левша, только переученная. Поэтому из принципа никогда не возьму ничего левой рукой.

– Я уже поднялась. Где коробок?

– Возле камина.

– Но камин на первом этаже, а я забралась на второй!

– Бестолковая. Чем ты меня слушала?

– Тем же, чем ты говорила!

– Сейчас снова поссоримся, а так не хочется! Нам на этой даче гнить как минимум пару лет. Кларунь, сядь на перила и съедь вниз.

– Съедь?!

– Ну да, как в детстве, помнишь? Чтобы не наступать на больную ногу.

– …ть-ть-ть-ть-ть-ть!

– Ну что?

– Съехала. Только перила-то тут винтом! Заноз нахватала, голова закружилась, ну и шлепнулась, само собой.

– Кларуня, ты космонавт! Я горжусь твоими занозами!

– Тьфу на тебя, зараза! Вот выздоровеешь, я тебя по этим перилам с секундомером гонять буду! На скорость!

– Будешь, милая, будешь! Ты только сама поскорее выздоравливай, а то с костылем несподручно секундомером пользоваться.

– Змея.

– Крокодилица!

– Где камин? Тут только дырка в стене.

– Над дыркой есть каминная полка, на ней лежит большой коробок спичек.

– С Александрийским столпом на этикетке?

– С ним, родимым! Бери спички и шкандыбай ко мне. Эй, Кларуня, ты что, плачешь?!

– Да, слезы лью. Отсырели спички! Вместе со столпом! Мокрые, сволочи, и не просушить их нам до второго пришествия…

– Это что ж теперь, ни свечку зажечь, ни буржуйку растопить?

– И как ты догадалась? Верунь, а может, нам совсем необязательно в подвале сидеть? Может, здесь, наверху перекантуемся?

– А облава?! Облава на нас скоро будет!

– А вдруг не будет? Вдруг мы не самые главные подозреваемые в убийстве этой дуры Покровской?! А главное, Верунь, в тюрьме нам будет лучше, чем здесь! В тюрьме тепло, светло и кормят небось не только рыжиками с вареньем!

– Типун тебе на язык! Соберись, Кларка! Немедленно соберись и спускайся ко мне! Переживем без свечей и буржуйки! Тут тулуп есть овчинный и собачья доха. Завернемся, прижмемся друг к другу, выпьем винца и выживем!

– Не хочу доху. Хочу нары, баланду, электрический свет и болтливых сокамерниц нашего возраста.

– Умоляю тебя, ковыляй ко мне! Стоило на минуту оставить тебя без присмотра, и ты захотела в тюрьму! Вспомни, ради чего мы страдаем!

– Ради чего?!

– Ради счастья самых дорогих нам людей! Ты Леве давно звонила?

– Давно. Я ему не нужна.

– Неправда. Просто у них с Диной все давно уже на мази!

– Откуда ты знаешь?

– От верблюда, милая. От горбатого, болтливого верблюда с телепатическими наклонностями.

– Мне бы такого верблюда.

– Помни, мы не зря сидим в подполе, терпим голод и холод! У нас все получится! Все, что мы задумали и ради чего рисковали жизнью! Ну, ты все еще хочешь в тюрьму? Отвечай быстрее, у меня телефон садится!

– Готовь доху и банку вонючих рыжиков. Я иду к тебе, бегу, на перилах еду!!!

Теперь, когда утром не нужно было бежать на работу, Фил стал следить за квартирой Птичкиных более тщательно.

Не то чтобы ему вовсе нечего было делать, но внутренний голос твердил Филиппу Филипповичу, что он может стать свидетелем чего-то важного. Что это важное может помочь следствию, а следовательно, в некотором смысле сделать Фила героем и значительной личностью.

Внутренний голос всегда подводил Фила, но он привык его слушаться.

Утром, отбегав три часа в поисках новой работы, Филипп Филиппович садился на табуретку возле глазка и начинал следить за квартирой. Он перестал бриться, готовить, убирать и стирать, что всегда делал с удовольствием, не опускаясь до статуса мшелого холостяка. Кое-какие денежные запасы у Портнягина были, поэтому безработица в ближайшие несколько месяцев его не пугала.

А потом он найдет… что-нибудь творческое. Работу вахтера, например. Или сторожа. А еще лучше – дворника, чтобы рано утром крыть восхищенным матом рассвет, размеренно помахивая метлой.

«Аттракционы не предлагать», – заявлял Фил отныне всем работодателям, чем приводил их в полное замешательство, поскольку трудно было понять, что имеет в виду Портнягин под словом «аттракцион».

В общем, с творческой работой пока не клеилось, и основным занятием Фила стало бдение у глазка.

Пару дней все было тихо. Розы под дверью завяли, портрет, написанный мелом, поблек, но ничего, что стоило бы пяти миллионов долларов, обещанных за ценную информацию, не происходило.

Филипп Филиппович отчаянно боролся со сном, голодом и желанием поваляться на диване с бутылкой пива. Он поборол свои низменные инстинкты, и его стойкость была вознаграждена.

В три часа ночи хлопнула подъездная дверь, на лестнице раздались неуверенные шаги. Фил прильнул к глазку, сожалея, что в него можно смотреть только одним глазом.

На площадку поднялась женщина. Несмотря на холодный март, на ней не было ни пальто, ни обуви – только мятая длинная юбка и блузка с короткими рукавами. Увидев портрет Покровской, сделанный мелом, она отпрянула от опечатанной двери, но вдруг с остервенением начала отдирать бумажные полоски, оставленные прокуратурой.

– Стой, злыдня! – заорал Фил и выскочил на площадку.

Он схватил бабу за плечи и применил прием рукопашного боя, который никогда не выходил у него из-за того, что противник оказывался слишком тяжелым. Но с этой рыжей наконец-то у него получилось!